Растыка сколько-то времени покрутил гайки и заскучал. Кругом ведь всё чужое, — включая южных людей и их язык. Оксанке было проще, с её коммуникативностью, а Гранкин тосковал. Тогда парень вспомнил прошлое и попользовался ночью некой «Тойотой», стоявшей у него в ремонте.

— Вах, ты гонял мою тачку! – брызжа гневной слюной, заявил клиент. Что совсем не походил на того давнего байкера. Неизвестно откуда Вазген узнал, что тачку попользовали и сделал ето именно русский слесарь – факт фактом.

Илюху отмудохали армянскими кулаками. Сломали одну ногу. Прямо в сервисе. Вазгену помогли его братья-армяне, совместно с Илюхой трудившиеся тут слесарями. Как будто чужого им человека!.. Тело бросили в угол двора.

— Ксюха, приди за мной, — с трудом просипел Гранкин в мобильник, валяясь на пыльном полу.

Верная Оксанка прикатила на «девятке». Спросила с ходу, на всякий случай:

— Бульбер Иваныча знаете?

После недолгой красноречивой паузы хозяин мастерской Азат – ответил на чистейшем русском языке:

— Да, мы знаем Бульбера Ивановича. Но он не поможет. То, что по вашим понятиям – шалость, у нас – преступление. Уезжайте от греха. – И что-то крикнул на другом языке, своим.

Слесари кинулись и погрузили жертву в автомобиль, с теми же самыми эмоциями, с которыми до сего – били растыку. Неустанно жестикулируя и сыпя непонятной армянщиной, вперемешку с русским матом.

— Вах! Бляха! Бози тха!

Оксанка слушала вполуха. Пока грузили тело милого в салон, она нечаянно споткнулась на ровном месте и (кажется) сломала большой палец на ноге. Ныло и отвлекало.

— Не к добру, — покачал умудренной башкой хозяин мастерской.

— Да пошёл ты! – цыкнула девчонка, пляша на одной ножке. – Аай!..

* * *

«Не к добру» — случилось, но вовсе не так, как бывает «не к добру». По крайней мере, не так, как предполагалось. ПослеЗавтра хозяин автосервиса Азат встретился с Бульбером Ивановичем.

Сам Бульбер – это мужчина лет пятидесяти, маленький, щуплый, в очках. Совсем не похож на авторитета. Но, для тех, кто не знал Иваныча (настоящее отчество произносилось на русском с трудом; поэтому и «Иванович»). У него была одна черта, отличительная даже для горцев – Бульбер стрелял из настоящего пистолета в того, кого считал мудаком. А мудаками он считал всех, кто нарушал каноны его личной справедливости. Родство с влиятельным в горской тусовке человеком – авторитет крепило как хорошее вино.

— Э, брат, — миролюбиво произнес Бульбер. – У моей горничной сломан палец и она не может работать, приносить мне доход. Палец сломан здесь, у тебя. Что скажешь?

Принципиальность Азата, как оказалось – это лишь его отмазка перед самим собой. Действительно, отпиздили безвинного (по сути) парня. Вах, пусть русский свершил проступок, но не такой, за который надо калечить! А сломанный палец девки – предлог для Великого кармического бумеранга, который так или иначе присутствует во всех других мирозданческих законах… Так витиевато Азат не мыслил, а он просто догнал, что  «попал». И единственно возможный способ избежать разборки:

— Заплачу сколько скажешь, Бульбер! – быстро сказал хозяин мастерской. – Считай это моим знаком признательности к тебе!

— Да, — благосклонно кивнул авторитет. – Однако. Тебе надо извиниться перед Оксаной. Лично. Понимаешь?

Азат не понял ни хрена, но кивнул. Других вариантов не было. Он отдал деньги и сходил в больницу, единственную на всю их округу, — где и лежал Илюха. И где большую часть времени теперь куковала перелётная птичка.