Настроение создает солнце, близость деревьев и цветов; видимо, как-то передается их внутренний уют. Земля облачается для нового праздника. Обязательно должно быть ощущение гостя на празднике. Картины следуют одна за другой, как будто они были специально скомпонованы; они подтверждают ожидание, но не вызывают удивления. Теперь слово могло бы обрести полный вес; еще лучше, чтобы оно не прозвучало, не было высказано.

Более стройных аронниковых я не видел ни в одной точке Земли, ни в одной теплице; впечатление усиливалось за счет того, что они стояли свободно. Зелень огромных листьев была еще желтоватой, как будто они за ночь привяли; по краям сверкала кайма капель, листовые влагалища были наполнены соком.

* * *

Пароход стоит далеко на рейде; нагруженные покупками, мы возвращались обратно на одном из прогулочных катеров. Переход с края борта на трап, особенно при волнении моря, превращается в гимнастическое упражнение, которое не всегда удается. Так и на сей раз — Оле, наш гамбургский стюард из бара, оступился и вместе с пакетами упал в воду, однако был тотчас же снова выловлен полуголыми филиппинцами, которые сопровождали нас в качестве боцманов.

Не всегда такого рода купание заканчивается настолько благополучно; кроме утопления существует опасность быть затертым между тяжелыми корпусами судов. Как я слышал, во время предыдущего рейса нашего корабля при переходе исчезли врач и молодой матрос, их так и не нашли. Накануне ночью матросу приснилось, что он якобы утонул; он проснулся в унынии.

* * *

Манила славится не только своей коноплей и сигарами, но и закатами солнца. Я вполне в этом убедился за тот час, в течение которого разыгрывался великолепный космический театр — многоцветный спектакль, разросшийся до драмы и закончившийся трагедией. Море становится кровавым: Адонис прощается с миром.

В этом смысле тропики тоже выводят далеко за привычные рамки. В насыщенном воздухе краски расплываются на влажном фоне. Благодаря различной высоте облаков они превращаются в кулисы и озаренные лучами занавеси. Это создает глубину перед простором морского горизонта. Поднимающиеся из воды испарения, словно выпуклости сепии, висели перед отмелями из розового кварца и малахита. Золото повсюду, от тончайшего напыления до массивной концентрации, золото в лучах, как оправа облачных граней, как последнее просветление перед гибелью в огне. Великая тема: блеск и угасание материи.

«Перед ночью смерти он видел такой же закат?» Я задал вопрос Штирляйн, которая стояла рядом со мной, опершись на поручни; я имел в виду одного из наших великих мимов, который отправился умирать в этот город.

БУГО, 20 АВГУСТА 1965 ГОДА

Пройдя за день и ночь вдоль изрезанных, поросших девственным лесом берегов Лусона, мы утром достигли Буго, небольшой гавани, скорее пристани, на Минданао, втором по величине острове архипелага. Фабрика со складами и деревянным пешеходным мостком, ряд бамбуковых хижин на песчаном пляже, за ними круто поднимающийся горный край с пышной растительностью. Сто лет назад испанцы содержали на Минданао несколько опорных пунктов между независимыми султанатами, дикими горными племенами, охотниками за черепами и пиратами — настоящие кладези для Джозефа Конрада; сегодня, в чем я — больше, чем мне это было бы приятно — смог убедиться сам, застроенные площади распространяются по долине и холмам. Девственный лес оттеснен на горы. Коренные жители тоже.

Вскоре корабль был окружен узкими лодками с выносными поплавками. Темно-коричневые филиппинцы подгребали на веслах, другие добирались вплавь, мужчины полуголые, девушки в одеждах, которые носят на суше. Из светло-зеленой воды махала рукой сирена в огненно-красном платье, сквозь которое проступало тело. Ее черные волосы колыхались в приливе. Свободные от вахты члены экипажа поспешили сойти на берег, в то время как ожившие краны, кивая длинными шеями, начали переносить ящики с ананасами, нагроможденные стеной на набережной.