— А что в дар послать?

— Что-нибудь такое, знаешь… к столу домашнему. Петр это любит. Пошли дичи и фруктов, сам проверь, чтоб порченых не было. Иди, я письмо писать буду.

Кочубей вышел.

Мазепа пододвинул чернильницу, но тут вошел Орлик.

— Я тебе говорил — не заходить без стука.

— Прости, пан гетман, забыл. Да и твоя милость сейчас один, так я думал, можно.

На его лице отразилось некоторое замешательство, однако он прошел дальше и сел на стул. Орлик был человек средних лет, невысокий, полнолицый, его можно было бы назвать красивым, если бы не большой крючковатый нос и блестящие хищные глаза, делавшие его похожим на ястреба. Он потер запястьем подбородок, стараясь скрыть зевоту.

— Опять пил? Ты это брось.

— Чорт его знает, вроде немного и выпил, а голова трещит. Ну и крепкой же горилкой меня тот лях угощал!

Гетман нервно постучал по подлокотнику:

— Я тебе сколько раз говорил: напьешься как свинья, тогда твой язык хоть постромками привязывай — все выболтаешь.

— Ну, я не из тех.

— Поговори у меня! Такой же, как и все.

Орлик молчал, зная, что вступать в спор небезопасно. Вначале, когда Мазепа только стал гетманом, Орлик думал, что быстро приберет его к рукам, но вскоре ему пришлось распрощаться с этой надеждой.

Мазепа хотя и приблизил его к себе больше, чем других, однако Орлик знал далеко не все мысли гетмана. Бороться было опасно, в чем Орлик не раз убеждался, и потому смирился, став первым помощником Мазепы, Особенно он расположил к себе гетмана тем, что помог ему спровадить в Сибирь ротмистра Соболева.

— Ты по какому делу? — спросил Мазепа.

— Про ляха этого хотел поговорить.

— Выпроводи их обоих. Доморацкому ничего не обещай, слышишь? О торговле можешь договариваться, а как только заикнется опять про то, — гони в шею. За кого они меня принимают? Беды с ними не оберешься. О том, что Искрицкий здесь, уже откуда-то и Ломиковский и Лизогуб знают… Нет, погоди, пусть Доморацкий ко мне зайдет, я его сам спроважу.

Орлик пошел было, но у двери остановился и спросил:

— Как с Забилой быть? Ничего не сказал.

— Как и с Солониной, только тихо.

Гетман снова склонился над листом бумаги:

«Пресветлый, державный царь, государь мой всемилостивейший. Шлю вам свой поклон низкий и пожелания многих лет счастливого царствования».

Дописал до половины, перечитал — письмо не понравилось. Разорвал и сел писать снова. Но сегодня так и не пришлось закончить, — в комнату опять вбежал запыхавшийся Орлик, даже забыв прикрыть дверь:

— Дьяк Михайлов к нам из Москвы!

— Зови скорее старшину встречать царева посла.

— Он уже на постоялом дворе остановился.

— Вот беда… Как же быть теперь? Ну, да встречать все равно надо. Посылай гонцов за старшиной, прикажи купцов сзывать и обывателей из знатных. За дьяком моя карета поедет. Да сотню почета вышли.

Все сделали, как повелел гетман. Вскоре вокруг крыльца на широком гетманском дворе толпилась пышно одетая старшина, купцы, дворяне, у ворот выстроилась почетная стража. На гетманской кухне потели повара: готовился пышный пир. Только невесело было Мазепе, — дьяк не остался у него, ссылаясь на усталость с дороги. Он вежливо отклонил предложение гетмана и вернулся на постоялый двор, даже не сказав, зачем приехал.

Он появился на другой день рано утром, когда Мазепа вовсе не ждал его. Сказал, что хочет поговорить с глазу на глаз.

— Меня послал государь для розыска, — начал Борис Михайлов.