|
Олег переступил с ноги на ногу. Сердце стучало часто, губы пересохли. Человек еще жив, он видел, как медленно-медленно поднимается исхудавшая грудь, ребра выступают все четче и четче, пока не кажется, что сухая кожа вот-вот прорвется, все жилки начинают подрагивать... потом так же мучительно медленно - Олег успел вздохнуть и выдохнуть несколько раз - грудь опускается, опускается, опускается, пока не становится почти ровной, но и тогда живот кажется прилипшим к спине. Слова не шли, Олег не знал, как обратиться к человеку, который есть прародитель всех северных народов, а еще раньше стяжал себе славу, о которой говорят с ужасом и шепотом, ибо осмелился бороться с небесами. - Я слышал о тебе, великий, - сказал он наконец дрогнувшим голосом. - Прости... Я думал, что... Он запнулся, не зная, как сказать, что ожидал увидеть его в блеске и грозном величии, на огромном коне, обязательно черном, как беззвездная ночь, с горящими багровым огнем глазами, яростного и полного звериной силы, что некогда подвигла на вызов небесам. Лицо гиганта было желтым, как у мертвеца. Олег на миг решил, что древний герой все-таки успел скончаться, пока он рассматривал его в благоговейной тишине, но выпирающие ребра все же медленно проступили на сухой коже, долго так выступали, как толстые прутья на корзине, затем так же очень медленно опадали. Тяжелые надбровные дуги нависали как уступы скалы, а глаза прятались в темных впадинах. Олег чувствовал боль и разочарование, ибо явился с кучей вопросов, на миг ощутил себя снова учеником волхва, который ни за что не отвечает, а только ходит хвостиком за Боромиром. - Я могу что-нибудь для тебя сделать? - спросил Олег. Ничто не дрогнуло, не изменилось, но Олег ощутил, как тяжелый взгляд из-под опущенных век уперся в него с силой брошенного дротика, явственно пробежал по лицу, проник вовнутрь, так же беспрепятственно ушел. Ничто не шелохнулось, а голос прозвучал как будто прямо в пещере: - Ребенок... - Я? - удивился Олег. - Ребенок... - повторил голос, в нем прозвучало слабое удивление. - А уже старик... Много же тебе выпало... Голос утих, Олег ощутил, что на миг очнувшийся исполин снова уходит в свое забытье, заговорил торопливо: - Великий!.. Я пришел к тебе, как твой сын в далеком потомстве. Неужели ты не поможешь детям своим?.. Я не знаю, что делать! Мы побили, порушили, свергли, растоптали, сожгли, уничтожили... Но что строить? Ломать - ума не надо, а что дальше? От отчаяния задрожали губы. Исполин явно уходит из жизни, из жизни, которую не принимает, которая, судя по его затворничеству в этой пещере, пошла совсем не так, как он хотел, и, судя по всему, уже не в состоянии что-то изменить, повернуть, выправить. Олег чувствовал, как угасает в древнем герое сознание, затем словно бы вспыхнула слабая искорка, и он ощутил ответ: - Тебе двадцать... ну, чуть больше весен... и уже ищешь, как... строить? - Да! - выкрикнул Олег. - Да! В блеклом голосе, бесцветном, как рожденная в пещерах рыба, прозвучало слабое удивление или же Олегу так почудилось: - Мне... чтобы понять... понадобилось семьсот лет... Олег отшатнулся: - У меня нет столько времени! Время проходит... - Не время проходит... - прошелестело едва слышно, - проходим мы. Олег сделал мысленное усилие, такие слова мудрости надо запоминать, чтобы понять позже. Он сказал просительно: - Нас было трое. |
