Она высказала это отнюдь не сентиментально, сентиментальность вообще была ей чужда.
Больше писем от него не было. Не было. И та женщина ему написала опять, беспокоясь. И вот — долгожданный ответ. Но почему, почему написан незнакомым почерком, будто не его рукой? Ах, у него был инсульт, отнялись на время и речь, и рука! Он и сейчас еле водит ею и убеждает с последней искрой жизни забыть о нем, беспомощном и жалком, на краю небытия.
Ни инсульта, ни «последней искры», как выяснилось потом, не было. Письмо написала дочь в попытке устрашить нашу бедную героиню ролью сиделки. Но именно эта роль ей и улыбалась! Она решила, что теперь нужна ему, как никогда. И она шлет письмо, дышащее материнской нежностью, состраданием и самоотречением. Наверное, письмо это, полученное не старым капитаном, конечно, а его дочерью, и было каплей, переполнившей ее чашу терпения, после чего она и задумала «шутэн».
Юный герой повести Ю. Вяземского, разбирая технику «шутэнов», замечает: «Шут помнит, что у шутовства два врага: импровизатор, который не является исследователем, и исследователь, который не является импровизатором».
Эта несколько загадочная, алгебраическая формула, будучи расшифрована, выглядит элементарной, как таблица умножения. Изучив достаточно скрупулезно, не спеша характер и судьбу жертвы, шут не создает искусственно условий для нанесения удара в самое чувствительное и уязвимое место, а терпеливо ждет, пока естественное течение жизни не откроет ему возможностей неожиданных, эффектных действий.
Дочь капитана не формировала ситуацию искусственно. И то, что было потом, можно рассматривать как импровизацию. Но в жанре «шутэна» импровизация опаснее терпеливо выношенного и четко осуществленного замысла, в чем сейчас мы убедимся.
Не получив ответа на матерински нежное письмо, наша бедная героиня, не выдержав пытки молчанием, полагая, что капитан опять не в силах писать, решила поехать к нему, чтобы стать, если надо, сиделкой, и послала телеграмму, робко попросив разрешения на это достаточно дальнее путешествие. На сей раз молчания не было. Ответная телеграмма за подписью старого моряка была доброжелательной, даже ласковой: его радует ее забота, он ее ждет, ее встретят люди, посвященные в их «почтовый роман», ей надо лишь сообщить день выезда, номера поезда и вагона.
Она оформила отпуск, собралась и поехала.
«…Не успела я выйти из вагона и поставить тяжелые чемоданы, как передо мной оказалась одетая в строгий элегантный костюм женщина лет сорока, чуть моложе меня, и, отрекомендовавшись с официальной улыбкой как Директор Дома Семейных Торжеств, сообщила, что рада меня видеть и Степан Германович (капитан дальнего плавания) возложил на нее эту миссию… Двое рослых мужчин подхватили мои чемоданы и направились к выходу в город. Мы остановились у большой элегантной легковой автомашины с золотыми кольцами и нарядной куклой. Я с удивлением заметила вслух, что это же машина для новобрачных. Директор Дома Семейных Торжеств рассмеялась и объяснила мне, что сегодня суббота и поэтому вышли на линию лишь парадные машины. „Насильно вас не обвенчают“. Она рассматривала меня, как мне показалось, с большим интересом. Потом меня усадили. Директор устроилась рядом с шофером, который ни разу не посмотрел в нашу сторону, а я — на заднем сиденье между двумя мужчинами. По дороге Директор рассказывала мне, что Дом Семейных Торжеств — уникальное и замечательное учреждение. Помимо залов для новобрачных и ресторанов, в нем есть и уютный „почтовый зал“, в котором первый раз встречаются люди, познакомившиеся посредством переписки. И в этом почтовом зале и ожидает меня капитан, одетый в парадную форму, за столом, уставленным шампанским и вазами с фруктами. Я, ошалев от машины с золотыми кольцами, ее рассказов и быстрой езды по незнакомому городу, молчала, ничего не понимая, желая лишь одного: чтобы поскорее окончилась эта странная поездка. |