— А мы, похоже, не совсем потеряли сноровку… и потом, надо ж было сохранить что-то на память от таких милых гостей, верно, Элуа?

— Что тебя сюда привело, малыш?

— Очень важное для меня дело, месье Адоль.

Войдя в маленькую гостиную, где в витринах и на столиках красовались изделия ремесленников со всего света, Ипполит немного смутился, тем более что среди всей этой роскоши стояла Перрин Адоль, еще сильнее обычного смахивающая на Юнону. Парень поклонился.

— Мадам Адоль, я пришел…

Она грубо перебила гостя:

— Да знаю я, зачем ты пришел! И, если хочешь знать мое мнение, я против этой жениться! Двадцать лет воспитывать и оберегать лучшую девушку во всем городе, а потом отдать ее ничтожеству вроде тебя… Честное слово, после этого невольно подумаешь, что лучше вообще не иметь детей!

Парень попытался было возразить.

— Позвольте, мадам Адоль…

— Не позволю! И вообще предупреждаю: в этом доме не стоит и пробовать говорить громче меня! Ясно? И еще… насчет Пэмпренетты… можешь ее забирать, коли она согласна, эта дура! Но ты не получишь в приданое ни единого су! Она возьмет с собой только те тряпки, что на ней, да самый маленький чемоданчик барахла! Но раз ты ее так любишь, соблазнитель фигов, я думаю, на приданое тебе плевать?

— Разумеется, меня это нисколько не волнует!

— Поговори еще со мной подобным тоном, и я тебе так наподдам, что за месяц не очухаешься!

— А когда свадьба, мадам Адоль?

— Когда наскребешь на нее денег, нищеброд! Пэмпренетта!

Со второго этажа послышался тонкий голосок:

— Что?

— Спускайся! Тебя тут ждет твой жалкий ухажер!

Пэмпренетта мигом сбежала по лестнице, вообразив, что пришел Бруно, и окаменела от изумления при виде Доло.

— Чего тебе надо?

— То есть как это? Разве мы с тобой не договорились?

Пэмпренетта, напустив на себя самый невинный вид, посмотрела на мать:

— Ты понимаешь, что он тут болтает?

Перрин так обрадовала перемена в настроении дочери, что она цинично поддержала ее игру:

— Знаешь, не стоит обращать внимания… У Доло все слегка чокнутые, это передается от отца к сыну…

Ипполит почувствовал, что с него хватит.

— Да вы все, никак, издеваетесь тут надо мной? — заорал он.

Мадам Адоль испепелила его высокомерным взглядом.

— Потише, малыш, потише… а то как бы с тобой не приключилось несчастье…

Но парень, вне себя от обиды, окончательно утратил самообладание:

— Вы обо мне еще услышите! А вам, Дьедоннэ, разве не стыдно, что в вашем доме мне нанесли такое оскорбление?

— О, я вообще молчу… и никогда ни во что не вмешиваюсь… Но коли ты спрашиваешь мое мнение, то думаю, лучше бы тебе отсюда уйти!

Ипполит с быстротой молнии выхватил из кармана нож.

— А что, если, прежде чем уйти, я вам пущу кровь, как борову?

Перрин Адоль была женщина с головой и в случае необходимости никогда не думала о расходах. Оставив мужа стонать от страха, она схватила огромную вазу, прибывшую прямиком из Гонконга и расписанную лазурью в лучших традициях расцвета китайского искусства. Высоко подняв это великолепное творение гонконгских мастеров, мадам Адоль с громким выдохом расколотила его о голову Ипполита Доло. Тот, не успев и пикнуть, вытянулся на полу. Перрин взяла побежденного за шиворот и без лишних церемоний вытащила на тротуар. Удивленному таким странным маневром соседу она объяснила:

— Вы не поверите, но этот тип посмел просить руки моей дочери!

Дьедоннэ встретил супругу жалобными причитаниями:

— Ты его хоть не убила?

Перрин пожала мощными плечами.