Адоли испокон веков жили в уютной квартирке на Монтэ-дэз-Аккуль. Когда они вышли из дома, направляясь к Элуа, вся троица выглядела более чем благопристойно: отец семейства — в добротном, удобном костюме, мать твердо ступала по земле, даже не пытаясь затянуть пышные формы в корсет, а тоненькая изящная дочь надела платье в цветочек, накидку и белые перчатки. И прохожие, глядя на них, думали, что вот, мол, типичный образчик добропорядочной французской семьи. А Дьедоннэ и его домашние с легким сердцем двигались дальше.

Селестина расцеловала сына. Для нее он так и остался малышом, ибо суровый закон слишком часто разлучал ее с детьми и мешал в полной мере насладиться радостью материнства.

— Где ты был, сынок?

— Гулял в Фаро…

— Ну да? В Фаро? Что тебе это взбрело в голову?

Наивность матери умиляла Эстель.

— А может, он гулял не один? — заметила девушка.

Бруно, зная, что всегда может рассчитывать на поддержку младшей сестры, улыбнулся.

— Нет… с Пэмпренеттой…

Элуа счел своим долгом (в основном из-за троих малышей) прочесть сыну нравоучение:

— Бруно… По-моему, ты славный малый, и раз ты сам сказал нам, что гулял с Пэмпренеттой, значит, между вами нет ничего дурного… потому как, имей в виду, парень, веди себя поосторожнее! До тех пор, пока Пэмпренетта не стала твоей женой, она должна оставаться для тебя священной! Ясно?

Селестина обожала любовные истории — она так много читала о них в тюрьме!

— И о чем вы говорили? — спросила она.

Дедушка Сезар разразился слегка дребезжащим старческим смехом.

— Ох уж эта Селестина!.. Ну о чем же они могли болтать, бедная ты дурочка? Да о любви, конечно!

И, как всегда, когда при ней упоминали о нежных чувствах, мать семейства вознеслась на седьмое небо от восторга.

— Так ты любишь Пэмпренетту, малыш?

— Само собой, люблю…

— И хочешь на ней жениться?

— Естественно…

Элуа, как и всех остальных, охватило волнение, но все же он напустил на себя строгий вид.

— Ты ведь знаешь, мой мальчик, что у нас, Маспи, не принято жениться по пятьдесят раз! Так что хорошенько подумай, хочешь ли ты прожить с Пэмпренеттой всю жизнь.

— Я уже подумал.

— Хорошо… А ты что скажешь, отец?

Сезар долго откашливался, с лукавым удовольствием затягивая всеобщее ожидание.

— Скажу, что это прекрасно, — наконец отозвался он.

Все Маспи с облегчением перевели дух.

— А как по-твоему, мама?

— Я согласна с Сезаром.

Элуа величественно повернулся к сыну.

— В таком случае я сегодня же попрошу у Дьедоннэ руки его дочери для моего первенца. А сейчас, Бруно, пойдем ко мне в комнату, нам надо поговорить.

Когда отец с сыном остались вдвоем, Элуа приказал Бруно сесть и лишь после этого приступил к давно заготовленной речи:

— С тех пор как ты вернулся из армии, я не задавал тебе никаких вопросов… Но, уж коли ты задумал жениться, это меняет дело… Не стану скрывать, Бруно, ни в детстве, ни в юности ты не доставлял нам полного удовлетворения… Да, я согласен, ничего дурного о твоем поведении не скажешь, равно как и об отношении к нам, более того, когда нам с матерью приходилось надолго отлучаться из дому, ты неплохо заботился о сестрах и брате.