Особенно когда им предавались мальчики. Если говорить правду, только прикосновения женщин не вызывали в нем отвращения. Филипп был слишком чувственным, чтобы поощрять телячьи нежности со стороны сыновей. Пробивающиеся усы терлись о его щеки, от сына исходил мужской жаркий дух!.. И все же Филипп считал, что очень привязан к детям. Он любил их по-своему, сдержанно, и гордился ими. Оторвавшись наконец от отца, Даниэль воскликнул:
— Как это здорово с твоей стороны! Об экзаменах не беспокойся! Я сдам их! Запросто!.. А куда ехать, я уже выбрал — на Берег Слоновой Кости. У меня куча материалов об этих местах…
В коридоре послышались шаги Мадлен. Все было сказано, она могла войти. Даниэль бросился ей на шею. «Опять лизаться», — подумал Филипп.
— Папа разрешил!.. Вот здорово! — восклицал Даниэль.
Однако никакой благодарности тетке не выказал. Может быть, ждал, когда останется с ней наедине? Филипп внимательно наблюдал за обоими. Мадлен, взъерошив мальчику волосы, сказала:
— Путешествия — прекрасная вещь, но будущее на них не строится! Ты уже выбрал себе профессию?
— Я по-прежнему хочу стать ветеринаром, — ответил Даниэль.
Недостаток честолюбия всегда раздражал Филиппа.
— Почему же не врачом? Не потому ли, что на ветеринара меньше учиться?
— Нет, — сказал Даниэль, — просто я люблю животных.
— А людей не любишь?
— Нет, отчего же… но они не такие… таинственные…
— Я прекрасно понимаю, что он хочет сказать, — заявила Мадлен многозначительно.
— Представь себе, я тоже! — с досадой отозвался Филипп.
Затем он добавил:
— Словом, пока это всего лишь проекты. После экзаменов в будущем году ты сам разберешься, куда тебя тянет.
Говоря с Даниэлем, Филипп думал о старшем сыне который вначале мечтал поступить на филологический факультет и только в угоду отцу пошел на юридический. Вначале Жан-Марк отчаянно рвался в своей узде. А теперь смирился. И даже доволен. Еще два года учения, военная служба, а затем можно будет взять его в дело. Он обладал всем, что нужно для успеха: умом, трудолюбием и даже некоторой представительностью… В один прекрасный день контора отца перейдет в его руки. Жаль только, что в нем нет дерзкой предприимчивости Даниэля. В шестнадцать лет ему бы и в голову не пришло пуститься в одиночку по Африке. Даже если бы его попросили, он бы отказался из страха перед опасной неизвестностью… И в кого он такой чувствительный и малодушный? Любя старшего сына больше других детей, Филипп с огорчением думал об этой его слабости. Он рассеянно прислушивался к Мадлен и Даниэлю, которые обсуждали различия между кайманом и крокодилом, и вдруг с удивлением обнаружил отсутствие Кароль. Дома ли она вообще?
Кароль была в спальне и причесывалась перед зеркалом туалетного столика.
— Ты давно вернулась?
— Примерно час назад.
— Почему не пришла ко мне в кабинет?
— Мерседес сказала, что у тебя Мадлен. Я не хотела вам мешать.
— И вовсе не помешала бы. — Филипп пожал плечами. — Даже наоборот! Мы говорили о путешествии Даниэля. Это касается всех нас, и ты могла бы сказать свое слово…
Кароль поблагодарила его взглядом и тихо возразила:
— Неужели мое мнение кому-то интересно…
— Разумеется!
Филипп подошел к жене и поцеловал ее. Кароль уже не влекла его, как раньше, но он по-прежнему ценил свежесть ее кожи, ее природную грацию и ровную атмосферу, которую она сумела создать в доме.
V
Дождь лил с таким упорством, что большинство торговцев так и не открыли своих лавок. |