Изменить размер шрифта - +
Достаточно ли этого, чтобы увлечь и удержать мужчину? Наверняка нет. Она останется девицей или же выйдет замуж за человека ниже себя по положению. Интересно, как бы Валерия отозвалась о Франсуазе? Надо будет как-нибудь свести их. А потом Валерия скажет ему своим тоненьким голоском: «У тебя прелестная сестра. Она похожа на александрийский стих Корнеля»… Или: «Наверное, такое же впечатление произвело бы железнодорожное расписание, положенное на музыку Моцарта…»

— Хочешь чего-нибудь к чаю? — спросила Франсуаза.

— Конечно! Хлеба с маслом и с вареньем!

— После всего, что ты проглотил за завтраком! Ну, знаешь…

В чистой, как операционная, кухне, выложенной голубым кафелем, с металлическими застекленными шкафами еще не выветрился стойкий запах жаркого. Франсуазу явно забавляла власть, которой она временно пользовалась во владениях кухарки. С видом хозяйки она доставала посуду, резала хлеб, открывала холодильник, где, залитые полярным сиянием в немой тишине, лежали стерильные продукты. Даниэль выпил залпом большой стакан ледяного молока и объявил, что он, собственно, тоже не прочь перекусить. Усевшись возле Жан-Марка, он принялся за ломтики хлеба, которые Франсуаза ловко намазывала маслом и клала на тарелку.

— Ну и дураки же вы оба, — говорила она, — ведь у мамы вы не сможете проглотить ни куска!

Но ей было приятно кормить братьев. Покончив с третьим бутербродом, Жан-Марк заявил:

— Ну все, я отступаюсь!

Даниэль сдался после четвертого. Затем братья перемигнулись, сосчитали до трех, откинулись на спинку стула и прокричали, скандируя и хлопая в такт ладонями по столу:

— Наша сестренка — классная девчонка!

Когда-то этот боевой клич доводил Франсуазу до слез. Но с тех пор она выросла. И поэтому рассмеялась.

— Ну вот, так-то лучше, чем злиться! — признал Даниэль, потирая живот.

Жан-Марк смеялся тоже, хотя и не без грусти. На несколько минут у кухонного стола вдруг возродилось уже почти забытое семейное тепло. Это был их особый мир со своими воспоминаниями и своими мечтами. Никогда постороннему не проникнуть в тесный круг Эглетьеров, туда, где от всех тайн веет ароматом детства. Все еще полная хозяйственного рвения, Франсуаза вымыла в раковине чашку, стакан и тарелку и поставила их на сушилку. Жан-Марк оттянул рукав, взглянул на часы и заявил:

— Если ты хочешь, чтобы мы попали к маме в пять, надо выйти через десять минут.

— А я готова, — заметила Франсуаза.

— Ты что, пойдешь как есть?

— Я не Кароль и не переодеваюсь по шесть раз на дню!

Жан-Марк с беспощадностью брата оглядел серый свитер, синюю плиссированную, как у школьницы, юбку, туфли без каблуков и некрасиво зачесанные назад волосы. Затем он подумал, что все это, в общем, его не касается, закурил сигарету и поправил перед оконным стеклом сдвинувшийся узел галстука.

 

* * *

Зрители на трибунах завопили и вскочили с мест: Куликовский забил гол в ворота противника. Два два. С полуоткрытым ртом и куском торта в руке Даниэль не отрывал глаз от экрана телевизора. Шли последние минуты матча. Ив Мерсье поднялся с кресла, обошел столик на колесах, на котором был подан чай, и сел рядом с пасынком.

— Ивон! — произнесла Люси, бросив на мужа взгляд, полный нежного упрека. — Ты такой же мальчишка, как Даниэль!

Сидя рядом с Франсуазой на низком диване среди разноцветных подушек, Жан-Марк старался подавить все растущее раздражение. Ив Мерсье был на десять лет моложе матери, и она изо всех сил старалась сделать незаметной эту разницу в возрасте. Броские одежда и прическа, крашеные светлые волосы, серебристая синева на веках, а вокруг увядшей шеи девичий воротничок!.

Быстрый переход