Казалось неизбежным зарождение жизни в любых сколько-то приемлемых для нее условиях, и биологию теперь рассматривали как дисциплину не более уникальную для Земли, чем для тихоокеанского острова. Учитывая сказанное, контакт с инопланетной формой жизни представлялся гарантированным, хотя определить, когда точно это произойдет, не брались; консенсусное мнение гласило, что в течение ближайшей сотни лет или около того.
Поэтому в течение двух недель, пока чужака эскортировали на плазменном крейсере к исследовательской станции за орбитой Луны, а оттуда (после надлежащего бактериологического обследования) — в оживленный комплекс госпиталя и исследовательского института имени Игнатовой на берегах Темзы в Лондоне, ученые, прикомандированные к пришельцу, проявляли при общении с ним более или менее единодушное бесстрастие. По всему судя, этот образец среди своих инопланетных сородичей ничем выделяться не должен.
Единственный исследователь, не поддавшийся характерной для двадцать второго столетия тенденции подчеркнутой отстраненности, был хирургом, а звали его Джулиан Феррдж. Джулиан испытывал к чужаку более существенную привязанность, ведь именно его скальпели уже исследовали тело инопланетянина на операционном столе. Однажды, вскоре после этого события, в просторном зале, залитом светом погожего дня через кольцо окон на уровне пола, взгляд Джулиана обвинительно-настойчиво перебегал от одного коллеги к другому. Присутствовали Ральф Рид, филолог, уже добившийся феноменальных результатов в обучении чужака английскому, Хан Соку, физик, Курдон, гипертрофированно вежливый и подчеркнуто официальный администратор, и Ханс Майер, космолог, надеявшийся получить от чужака ответы на Основные Вопросы мироздания.
Каждый из них, если не считать Курдона, располагал целой командой ассистентов. Самому Джулиану помогало полдюжины специалистов по биохимии, биологии и медицине, хотя выполненные до настоящего времени операции были незначительны: чужака снабдили специальным органом, позволяющим дышать земной атмосферой, и дополнительной вибрирующей мембраной, с помощью которой инопланетянин мог имитировать человеческий голос. Тем не менее существо это побывало в его власти, на его милости, а его химические тайны — на расстоянии взгляда. Задумываясь об этом, Джулиан снова и снова чувствовал дрожь возбуждения.
Ибо один относящийся к визитеру факт мог считаться надежно установленным. Возраст чужака составлял миллион лет.
Миллион лет. Слова эти эхом отдавались в сознании Джулиана, пока он разглядывал шестого посетителя зала: самого чужака.
Наибольшим сходством с ним из тварей земных обладала бы, вероятно, исполинская черепаха, если ее модифицировать телесно для придания черт насекомого или ракообразного существа. Высокий панцирь тускло поблескивал на послеполуденном свету. Под ним виднелось сложное переплетение волосатых ног и мандибул, а время от времени просверкивал металл какого-то артефакта. Новообретенный газовый мешок, с помощью которого инопланетянин перерабатывал земной воздух для нужд своего метаболизма, неуклюже свисал с тыльной стороны тела, едва заметно пульсируя.
Чужак, представившийся выходцем с Альдебарана, объяснил, что его имя можно перевести на земной язык как Бессмертный. Вполне уместное прозвание. Чего Джулиан не понимал, так это реакции коллег или, точнее сказать, отсутствия оной.
Бессмертный завершил долгую речь. Говорил он вежливым, немного заговорщицким тоном, резко контрастировавшим с внешностью массивной черепашьей туши. Воцарилось и затянулось задумчивое молчание.
Наконец Курдон произнес:
— Итак, вы просите предоставить вам бессрочный вид на жительство на Земле?
— Это так, господа.
— Что же вы предлагаете нам в обмен на такую привилегию? — вмешался Джулиан нетерпеливо. Коллеги неуверенно покосились на него. Все они слегка нервничали в присутствии нескладного тощего врача, склонного врываться в разговор при любой возможности, надменного и вспыльчивого. |