|
Но они исчезли, и, пока я озирался, ища их взглядом, отворились двери дворца. Из них выступил почтенный старец, облаченный в ризы, подобные моим, с золотым солнцем, блистающим на груди. В правой руке он держал зеленую ветвь, а в левой кадильницу. Деревянная цепь висела на его груди, а убеленную сединами главу венчала остроконечная тиара, подобная той, что была у Зороастра. Он приблизился ко мне с благожелательной улыбкой на устах. "Почитай Бога, — сказал он по-персидски. — Именно Он поддерживал тебя в испытаниях, сопровождая духом Своим. Но, сын мой, ты упустил свою удачу. Ты мог бы сразу завладеть птицей, факелом и алтарем. И стал бы всеми тремя сразу. А теперь, чтобы достичь самого потаенного места во Дворце возвышенных знаний, тебе придется пройти по всем его закоулкам. Идем. Ибо надобно сперва представить тебя моим братьям". Он взял меня за руку и отвел в просторный чертог. Глаза непосвященного не способны объять ни формы его, ни великолепие убранства. Триста шестьдесят колонн опоясывали зал. Красно-бело- сине-черный крест висел в вышине, крепясь к кольцу в своде…» Невзгоды были для него совсем не тем, чем являются жизненные испытания для обычных людей, но путем посвящения. Руководивший им суровый гений закалил его, лишив естественных благ — родительской заботы, женского тепла и очага. Перенесенные в юности надругательства укрепили против упоения плотью и сексуального беспокойства, отнимающих энергию у человеческих существ всех возрастов. Когда Себастьян еще хрупким юношей прибыл в Европу, его поддержал лишь один-единственный человек, перенеся на него свою нерастраченную отцовскую любовь, — Соломон Бриджмен. С тех пор все, кто предлагал ему дружбу, были, как правило, клиенты, завороженные его талантами и тайной. Своими удачами он был обязан живости собственного ума и собственным ошибкам, увлечениям и тщеславию, даже собственной вульгарности. Теперь он знал: он масон, стоящий над масонством. Он очистил и возвысил себя. Он понял, что такое красная ртуть: суть сути. У тайны не было имени. Как и у него самого. 43. СТРАННЫЙ СОБРАТ ИЗ ЛОЖИ «НАДЕЖДА» ДЖУЗЕППЕ БАЛЬЗАМО — Не могу сказать, отец, что эта идея неожиданна для меня, поскольку вы, похоже, готовили меня к ней уже давно. Но согласитесь, она довольно дерзка. И Александр рассмеялся. — Всякого, кто мыслит незаурядно, считают дерзким, — заметил Себастьян. — Никто в Париже не потребует от вас говорить по-русски. Так что не насилуйте ваш талант, и все пройдет гладко. Помните только, что маркиза д'Юрфе женщина остроумная. — Кого мы посвятим в тайну? — А зачем посвящать в нее кого бы то ни было? Какая им от этого выгода? И какая выгода нам? Вы же сами знаете, у меня нет привычки болтать обо всем, что сказано и сделано, подобно привратницам. Александр кивнул. Себастьян дождался его возвращения. Казалось, что приключение позабавило и даже удивило лжеграфа де Сен-Жермена. Облачившись в домашний халат, он уселся напротив отца в глубоком кресле с «ушами». Закурил сигару. — Даже голова кружится, — сказал Александр, выпустив первый клуб дыма. — Маркиза и двое-трое ее гостей, которых вы наверняка знаете, заметили всего лишь, что я неплохо выгляжу. |
