|
Александр несколько раз возвращался с масонских собраний в растерянности, которая удивила Себастьяна: — Наши братья в Страсбурге пылко говорили о «Левиафане» — произведении одного жившего в прошлом веке англичанина по имени Гоббс. Я слушал их с беспокойством, поскольку не знал о его существовании и опасался оказать вам дурную услугу своим невежеством. Пришлось прибегнуть к риторическим уловкам, чтобы сказать хоть что-то, казавшееся осмысленным. Так о чем толкуется у этого Гоббса? — Главный тезис «Левиафана» сводится к тому, что единственное средство обеспечить мир между людьми — это держать их в страхе и подчинении, чтобы они не выступали против возможных несправедливостей. — Но это же гнусно! — В самом деле. Гоббс — духовный потомок Макиавелли. Но его почитают только приверженцы тирании. Джон Локк и Жан-Жак Руссо показали, что люди не могут молча смиряться с несправедливостью, тем более со стороны тех, кого сами избрали. Что вы сказали на собрании? — Мне вспомнилось ваше российское приключение. Я заметил, что, если власть может быть уничтожена людьми, как это случилось в России, значит, она подчинена воле людей. А значит, из нее и проистекает. — Хороший ответ, — сказал Себастьян, улыбаясь. — Я бы и сам не высказался иначе, вы достойно вышли из положения. Тирания не может длиться дольше некоего предела. Я недалек от мысли, что люди подобны газам, которые, как убедительно доказал наш друг лорд Кавендиш, нельзя сжимать до бесконечности. Александр кивнул. — По крайней мере, отец, скажите, что мне следует прочесть. Настал 1777 год. Людовик XV умер три года назад от оспы. Его двадцатилетний внук Людовик XVI скрепил союз Версаля и Вены своим браком с дочерью императрицы Марии-Терезии. Но атмосфера становилась все более тревожной. С одной стороны, так называемая «мучная война» 1775 года, причиной которой были два неурожая подряд, вызвала ропот народа, а с другой — отмена многочисленных привилегий, в том числе продажи магистратских должностей, оставила недовольными обеспеченные классы. Себастьян избегал пользоваться именем Сен-Жермен, когда бывал в Париже, чтобы его не связывали с министром, носившим то же имя, и называл себя Вельдоном. Настоящий же Сен-Жермен был недавно смещен со своего поста. Уже какое-то время в полицейских донесениях различных городов Европы, а также в рассказах путешественников, переданных братьями- каменщиками из Лондона и Гааги, упоминался некий странный субъект, именовавший себя то маркизом Пеллегрини, то графом Жозефом Калиостро, сыном последнего Трапезундского короля, а иногда полковником Калиостро из третьего Бранденбургского полка. Он путешествовал с молодой, белокурой, довольно красивой женщиной, которая звалась то Лоренцей, то Стефанией и, как говорили, порой служила ему приманкой, чтобы завлекать в ловушку богатых воздыхателей. На самом же деле его вроде бы звали Джузеппе Бальзамо, и ему предшествовала весьма дурная слава: выдавая себя за алхимика и мага, в действительности он, похоже, жил мошенничеством. В прошлом году, в Лондоне, поселившись на Уиткомб-стрит, он взял себе в качестве переводчика бывшего иезуита, некоего Вителлини, который был убежден, что его наниматель нашел философский камень и секрет трансмутации. |
