– Если очень нехорошее, то не стоит, – сказал Скударь. Арина печально улыбнулась.

– Нехорошее, но не очень. Ну, так вот, ты наверно думал, что сам со мною первый раз познакомился?

– А разве не так?

– Нет! Сознаюсь я тебе, я тебя высмотрела за день до этого. Но как я к тебе могла подойти? Девушке природой заложено сидеть и ждать, вот и пришлось забежать вперед. Пол дня я за тобой ходила. А ты идешь сзади и не догоняешь. Взяла инициативу на себя, первой заговорить. А потом помнишь, какие у нас тобой были два месяца? Только ты поступил, а я нет. Я на работу устроилась, а ты место в общежитии, в институте получил. Сначала ты приезжал часто, потом все реже и реже. А когда я заболела, ты появился ровно через два месяца. Как я была рада тебя видеть, ты бы только знал. Я ведь думала, что ты женился на той красавице с белым шарфом.

Девчонки смеялись и обзывали меня дурой. А мне было все равно, Зойку я выгоняла из комнаты, у меня был праздник.

– Твой женишок два месяца носу не казал, а ты радуешься, – удивлялись девчонки. Не могла же я им рассказать про белый шарф ниже колен. Ты пришел, на руке никакого обручального кольца. Три дня пожил. А раз три дня пожил и никуда не рвался, значит, нет у тебя никого, не к кому спешить, значит, я сама себя накрутила. В тот раз ты был какой-то сосредоточенный. Мне показалось, что ты что-то обдумываешь, а мне боишься или не хочешь сказать. Я пошла тебя провожать, до автобусной остановки. Ты нежно поцеловал меня и как всегда не сказал, когда появишься в следующий раз. Страх потерять тебя, не давал мне силы самой поинтересоваться временем новой встречи и задать этот, в сущности, безобидный вопрос. Сейчас я понимаю, как я была тогда не права. Мое поведение ведь можно было бы истолковать и как безразличие.

Проводила я тебя с тяжелым сердцем. Зашла на кухню, девчонки пили чай, пришел Лешка, он как всегда травил анекдоты. Когда ты приезжал, я из всех по комнатам разгоняла, а тут они все высыпали на кухню, Лешка мне знаки оказывает, табуретку пододвигает, старается посадить рядом с собой, а сам языком молотит без устали:

– Садись, садись, подкормить тебя срочно треба, а то вон худющая какая стала. Твой, наверно, пришел, увидел тебя такую, подумал, что это ты по нему сохнешь.

Правильно говорят, язык без костей. Обидно мне стало, возьми я и скажи:

– Я ни по ком не сохну, может, это ты по мне сохнешь?

Шуткой сказала, но в каждой шутке есть доля истины. Когда я болела, мне показалось, что Лешка повышенное внимание мне оказывает. Рассмеялись. А девки зубастые у нас были. Зойка, та вообще злая на язык, а может быть из-за того, что я ее из своей комнаты выгоняла, возьми и ляпни.

– Ты Арина, пока твоего Рюрика нету, Лешку научи кое-чему. А то он здоровый как бугай вымахал, а к девкам, не знает с какой стороны подойти. Языком болтать мастак, а на деле тюфяк.

Лешка смеется.

– Чего меня учить? Ученого учить, соленый огурец мочить. Я и так всю ее анатомию знаю. Сколько раз больную переодевал, переворачивал, пока вы дрыхли. Могу, хоть сейчас пойти и без примерки ей купить лифчик и все остальное.

Ну, сказала Зойка и сказала, только смотрю Настя, из угловой комнаты, вся вспыхнула, резко вскочила и выбежала. Нехорошо получилось. Да, что с них возьмешь, у них все шутки ниже пояса были. Мы спокойно допили чай, еще поболтали, я помыла посуду и пошла к себе в комнату.

Хотела я поправить подушку, сдвинула ее, а под ней листок лежит. Развернула его, а это записка от тебя.

«Ты клевая девчонка. Но у нас с тобою ничего не получится.