— Потому что ты вылакала целую бутылку «Киндзмараули» девяносто первого года? — засмеялся он, но я покачала головой:

— Нет, мне было плохо еще до того.

— Любовь странное состояние… Чем он тебя так зацепил, интересно мне знать?

Последние слова Леня пробормотал себе под нос, но у меня всегда был отличный слух. Я откинулась на подушку, глядя в потолок и сжимая пальцами бутылку:

— Мне и самой интересно. Лень, а ты когда-нибудь был влюблен?

— Мы еще играем? — осведомился он, придвигаясь ближе, и я застыла, чувствуя жар его тела. Ответила:

— Нет, по-моему.

— Тогда я могу соврать?

— А тебе хочется соврать?

— Мне хочется… — он протянул руку и коснулся пальцами моего лица, провел по щеке, скользнул к шее, к декольте платья.

— Не надо, — слабо запротестовала я, чувствуя, что не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Было щекотно и приятно, но я знала, что не хочу продолжения. Полчаса назад была бы не против, а сейчас — наоборот! Почему? Поняла, что влюблена в собственного мужа?

— Не отталкивай меня, — шепнул он мне на ухо, а я только отмахнулась, как от назойливой мухи:

— Я не хочу. Давай лучше пить виски и рассказывать смешные истории!

— Ну давай! — усмехнулся Леня, отбирая у меня бутылку. — Ты первая.

Остаток вечера я помнила плохо, невнятно, но в голове четко остался монолог о том, как отличить цыплят по полу… А потом Леня нес меня на руках к дому, поднимал по лестнице, а я нежила щеку на его сильном плече и пыталась прогнать всякие глупые мысли, которые хороводом вертелись в голове. А потом я оказалась в своей кровати, укрытая одеялом по самую шею, а Ленин палец легонько мазнул меня по носу, парень тихо усмехнулся:

— Эх, ты, Васса… Спокойной ночи.

И наступило утро.

20 октября

О, Боже! Моя голова! Почему она такая большая и такая… плотно набитая ватой? Почему при каждом движении вата болит? Вата не может болеть… Я попыталась привстать, опершись локтями на постель, но голова запульсировала быстробыстро. С каждым ударом сердца боль отдавалась в черепе, и я снова улеглась, стараясь не двигаться. Голова унялась, и осталось только легкое кружение.

Зачем я напилась вчера? Господи всемилостивейший, почему ты оставил меня? Почему не подсказал, что будет так плохо… Или не захотел подсказать?

Закрыв глаза, я словно увидела тятю за работой. Он колол дрова, высоко поднимая топор и опуская его на полено с грудным охом. Такой сильный, такой красивый… Тятя… О чем же мы говорили тогда? Я пришла с вопросом, кажется. Да, именно с тем вопросом, что мучил меня сегодня. Почему Бог не подсказал, что, если я прыгну с копны, то поврежу лодыжку? Что сказал тогда тятя?

Я услышала его голос в голове: «Чадо, разве же Господь может за всеми уследить? Подумай, какая огромная у него паства. Он верит, что маленькая девочка в Анциферово достаточно умная, чтобы не прыгать с копны, которая в три раза выше ее. Но если девочка захочет прыгнуть, Господь не будет ей мешать. Он знает, что у девочки есть голова, которой можно думать. Есть мама и тятя, которых можно спросить. Думала ли ты, чадо? Спросила ли? Нет? Значит, ты достаточно умна, чтобы учиться на собственных ошибках».

Ох, тятя… Не умна я. Глупенькая маленькая девчонка, которой плохо от мысли, что муж, пусть даже и ненастоящий, живет с другой женщиной… А кому плохо сделала? Себе. Вот теперь терпи, как тогда, в детстве. Ковыляла с перевязанной лодыжкой, с горем пополам гоняла корову на луг да мыла посуду. Сегодня я буду валяться с больной головой…

Повернувшись на бок, я заметила на столике у кровати маленькую бутылку воды.