И больше ничего Мери Хаскинс не сказала. Но и этого с излишком хватало, как могут подумать те среди нас, кто суеверен.

Артур вернулся к Хелен и сказал ей, что след Нелл окончательно остыл, что она должна жить в настоящем, а не в прошлом. Он был рад, что избавился от роли сыщика. Чересчур большие психические нагрузки. Он слишком близко соприкасался с тем, от чего полезнее держаться подальше, проходить мимо, а не задерживаться. Он тоже боялся за свою душу, хотел жить здесь и сейчас, а не балансировать вечно на грани прошлого, ощущая слишком много, зная слишком мало.

– Как вы изменились! – сказала Хелен. Она не вполне понимала, как именно и почему. Но она знала, что чувствует себя с ним свободнее. Сара ей понравилась. Она была рада, что он нашел счастье.

– Это все малышка, – сказала Сара. – Он остепенился.

Но хотя, бесспорно, младенцы пробуждают в отцах желание мира и надежного будущего, почти столь же сильное, как и у матерей, я лично убеждена, что перемена произошла в тот день, когда Артура в доме миссис Блоттон перестала терзать совесть. Миссис Блоттон помимо своей воли сделала в жизни много добра и заслуживает, чтобы ее за это вспоминали. Да покоится она с миром.

ЛЕТО В СОБАЧЬЕМ ПИТОМНИКЕ

В том году, когда Нелл сдала экзамены за среднюю школу, мистер и миссис Килдейр уехали на месяц отдохнуть. Они отправились в Грецию. А Нелл и Бренду оставили заниматься питомником. Лето – самое горячее время для подобных заведений. Ну, вы сами понимаете: люди хотят поехать за границу, а своих собак взять с собой не могут. То есть могут, но вот ввезти их обратно оказывается затруднительным из-за опасения бешенства. К тому же Килдейры только что открыли лицензированное карантинное отделение, где могли разместить десять собак и продержать их в полной изоляции восемь требуемых законом месяцев. Это означало много дополнительной работы, хотя, бесспорно, и денег, поскольку собак в карантине требовалось не только выводить на прогулку и кормить, но и подбодрять, развлекать разговорами, не то они впадали в тоску и либо отказывались от еды и худели, либо становились вялыми, жирными меланхоликами, – и клиенты поднимали страшный скандал. Как ни поверни, мистер и миссис Килдейры были рады уехать.

Нелл и Бренда, разумеется, не были рады остаться. Бренда ни разу в жизни не была за границей и ужасно хотела поехать, и, хотя мы-то знаем, что Нелл там побывала, сама она ничего об этом не помнила. Невозможно даже представить себе, чтобы когда-либо прежде за собаками ухаживала такая юная красавица, как Нелл в 16 лет. Бренда была вполне миловидна, – хотя и страдала от прыщей на подбородке – но рядом с Нелл казалась дурнушкой. Беда заключалась в ее полноте – маленькие глаза, пухлые щеки. Как несправедливо устроена жизнь!

– По-твоему, на них можно положиться? – спросила миссис Килдейр.

– Конечно, можно, – сказал мистер Килдейр, думая о горячем песке, синих небесах и полном отсутствии собак.

Килдейры любили собак больше, чем людей, и часто это говорили, по какой-то причине, превосходившей понимание ее родителей, так расстраивая Бренду, что она шла пятнами. Тем не менее они были не прочь покинуть своих подопечных, чуть представлялся удобный случай. Они и на Пасху уезжали, как раз когда девочки готовились к экзаменам. Возможно, поэтому Бренда и умудрилась их провалить.

– Ну а вдруг что-нибудь пойдет не так? – сказала миссис Килдейр. Но мистер Килдейр подумал про себя, что скорее что-нибудь пойдет не так, если они останутся дома. Он обнаружил, что ему трудно не смотреть на Нелл. Ему хотелось погладить ее, чтобы она улыбнулась ему по-особому, не так, как всем остальным. Быть может, когда они вернутся, он избавится от этого наваждения.