— Товарищ генерал-полковник, разрешите обратиться... Разрешите доложить... Волна четыре балла... Сильный дождь, видимости никакой — нулевая... В таких условиях амфибии не работают... Разрешите... — Сам понимаю: жалко все это у меня звучит.

— Короче!!! — властно приказывает командующий.

Как настоящий офицер, я не должен подводить начальников, и как настоящий офицер, я должен принять удар на себя.

— Разрешите отложить переправу до рассвета или вызвать буксирные катера... Они с минуты на минуту должны подойти.

Я осекаюсь: генерал-полковник меняется в лице и переводит яростный взгляд на Сергеева.

— Вы что, сговорились?! — выкрикивает он, и я понимаю, что попал впросак: Сергеев и сам все ему объяснил.

— Никак нет! — тянется перед ним Сергеев.

— Перестаньте вилять! Докладываете, что для переправы готовы, и тут же просите отложить все до рассвета. Вы не выполнили мой приказ! Сейчас я вам приказываю — перестаньте крутить жопой! Вы как хорошая проститутка: вас на одном месте не используешь! Я вынужден объявить вам неполное служебное соответствие... Иван Антонович! — повернулся командующий к командиру корпуса и уже полушепотом продолжал: — В течение десяти дней представьте мне аттестацию на подполковника Сергеева с вашим заключением о возможности его использования в занимаемой должности. Я лично убедился — не соответствует.

— Разрешите... Я думал... как лучше... — заверяет Сергеев.

— Я не могу ждать до рассвета! К десяти утра я обязан вернуться! И на плацдарме надо быть не позже, чем через час! Ясно?! Вы-пал-нять!..

— Так точно! — Сергеев прикоснулся к козырьку. — Разрешите идти?

— Да. Поехали!

Подполковник, четко повернувшись, отошел, печатая шаг. Командующий, семеня мелкими шажками, не скрывая предельного раздражения, направился вместе с командиром корпуса за ним.

5. Переправа через Одер на исходнй берег

При переправе на исходный берег на КП дивизии по закону подлости все лепилось одно к одному.

— Надо ехать, а вас нет! — говорю я водителю амфибии.

— Огоньку не найдется, лейтенант? Куда ехать? — вполголоса возбужденно отвечает Кустов. — Только что из корпуса получена радиограмма: «Все рейсы прекратить, машины из воды поднять!» Я письмо не успел отправить. Если что — пожалуйста...

Вот это абзац!

— Чья радиограмма?

— Командира батальона амфибий. Вот она: «Клумба — Я — Мак 4 Видимость нулевая Ответьте немедленно».

Замолчать это распоряжение я не имею права — это было бы преступлением. Я должен немедля принять решение, и я его принимаю.

— Кустов, — говорю я, притягивая к себе старшину за локоть и ткнувшись лицом в его лицо, — сейчас же доложите о радиограмме подполковнику Сергееву. Только ему. Пусть он решает!

Он отходит, но радист, обремененный опытом первых лет войны и двумя тяжелыми ранениями, как я потом понял, не захотел включать передатчик, чтобы не навлечь на себя огонь противника.

В кромешной тьме и под непрерывным холодным дождем наш буксирный катер, сокращенно называемый «семерка» , борясь со стремительным течением и большими волнами, медленно рассекал темную, коричневатого цвета воду.