Но чувствовала я на себе не только взгляд Майка. Словно кто-то наблюдал за нами ниоткуда и отовсюду одновременно. Казалось, сама темнота присматривается ко мне, прислушивается, принюхивается. Хотелось немедленно убежать из этого гадкого места, но глаза Майка не отпускали, манили к себе, как обычно, затягивали в свой омут. От него веяло спокойствием. Рядом с ним мне было хорошо. Странная смесь из удовлетворения и тревоги окутала меня, спеленала.

Себя я не ощущала, поэтому не могла ни двигаться, ни говорить. Даже вдыхать тяжелый пыльный воздух удавалось с большим трудом. Но я могла смотреть на живого Майка, и мне этого было более чем достаточно…

Просыпалась я тяжело. Веки подниматься отказывались, как я ни напрягалась. Мысли цеплялись за остатки сна, в которых я видела чернильный взгляд и бледное лицо, такое родное и любимое. Я не могу его потерять! Просто не могу!

Звуки академического колокола били по барабанным перепонкам, буравчиком врезаясь в мозг. Нужно вставать. Пора. Кажется, я вчера прогуляла уроки. И позавчера тоже. Я должна встать, иначе меня накажут и не пустят к Майку.

Неимоверным усилием воли я подняла уставшее, разбитое тело с кровати. Странно. Не настолько много я ходила в последнюю пару дней, чтобы чувствовать себя обессиленной.

На занятиях от меня было мало толку. Голова так и норовила соскользнуть с поддерживающей ее ладони, а глаза – закрыться. Мысли тоже витали отнюдь не около учебной темы.

Я снова и снова задавалась одними и теми же вопросами.

Сон ли я видела? Конечно же сон, раз спала. Но почему он был столь реален? До сих пор ощущала на кончике языка вкус пыли, которой наглоталась в том странном месте. А Майк? Раньше я видела его в эпизодах из прошлой жизни. В этот же раз он предстал таким, каким лежал в магопункте, – без вортской раскраски, в исподних штанах и рубахе.

Наверное, здорово вчера переволновалась. Стоит у мэдью Веруки взять успокаивающие травки. Хотя нет, не стану успокаиваться ни в коем случае, вдруг Майк тогда не приснится. Пусть так жутко и непонятно, главное, чтобы обязательно привиделся снова.

И он вновь явился ко мне во сне. И на следующую ночь тоже. И снился все последующие дни. Мы сидели с ним напротив друг друга, молча, недвижно. Но это поначалу. Чуть позже, задавшись вопросом, почему не выходит двигаться, я смогла пошевелить пальцами, затем рукой. Майк, глядя на меня, начал моргать, а иногда даже улыбаться, явно с большим трудом кривя кончики губ.

После подобных ночных свиданий чувствовала я себя все хуже, но отказаться от них не могла. Да и не хотела. Я с извращенным предвкушением ожидала каждого вечера. К чувству отвращения и страха от пребывания в липкой, казалось имеющей сознание, тьме примешивалось жгучее желание встречи с Майком.

Мэдью Верука, заметив мое состояние, рекомендовала больше отдыхать и даже освободила от тренировок профессора Хоя. Что положительных результатов, разумеется, не дало.

– Шейлана, ты обязана принимать предписанные тебе зелья, если не хочешь отправиться на лечение в городскую больницу или в собственное поместье, – давила на меня мэдью Верука, заставляя выпить очередную гадость.

Я отчаянно сопротивлялась, боясь потерять сны о Майке, ставшие мне невероятно дорогими, но, убедившись, что ни одно зелье не принесло ни вреда, ни пользы, прекратила препираться.

Так прошло две недели. Перед самыми каникулами меня вызвал к себе мэд Лоус. Смущенно кряхтя и делано перекладывая бумажки из одной пачки в другую, он попросил:

– Присядь, пожалуйста, Шейлана. Я обязан тебе кое-что сообщить…

Он прикрыл глаза и принялся мять переносицу. Я упала в кресло, даже не пытаясь соблюсти приличия.