– Передумали? – спросил он хрипло.

– Нет. Да. Не знаю.

– Рэйчел, я…

Она тихонько рассмеялась: желание горело в его глазах, но он был готов отпустить ее, если такова будет ее воля. Она смотрела в его лицо, такое мужественное, такое красивое. Неужели и он тоже уязвим? Неужели он решится наконец признаться в том, что она нужна ему? Эта мысль наполнила ее нежностью. Он, несомненно, в ней нуждался, не важно, понимал он сам это или нет. А она нуждалась в нем.

– Любите меня, Тайри, – прошептала она и вздохнула. Она чувствовала его горячее дыхание на своей щеке, видела его глаза, горевшие нестерпимым янтарным пламенем. Он бормотал нежные слова, касаясь шеи, плеч, груди, и каждое его прикосновение было сладостнее предыдущего, каждое было более пьянящим, чем прежнее.

Рэйчел шептала его имя, будто заклиная его утолить порожденную им жажду, и он с радостью откликнулся на ее призыв, и ее наслаждение дошло до пика, и исторгло у нее стон изумления.

Затем Тайри лег рядом, но не выпустил ее из объятий. Снаружи продолжал барабанить дождь, и его размеренный стук поглощал все остальные звуки, слышалось лишь потрескивание дров в камине.

Когда они снова любили друг друга, уже стемнело. Рэйчел купалась в его близости, в его прикосновениях, в этих восхитительных волнах восторга, поднимавшихся, как гребни, и заполнявших все ее существо. Ее завораживала крепость его сильных смуглых рук, умевших так мастерски укротить дикого жеребца и мгновенно ответить на обиду, но сейчас теплых и нежных, вызывающих такое томление и страсть в ее будто только и ждавшем этого теле.

Позже Рэйчел смотрела в темноту, наслаждаясь теплом тяжелой руки Тайри. Значит, любовь, думала она, это удивительный восторг и такой же удивительный покой. Она нежно посмотрела на мужчину, спавшего рядом. Он ни словом не упомянул о любви, ничего не сказал о том, что хочет быть с ней всегда вместе, но, конечно, ни один мужчина не мог бы столь полно принести себя в дар и получить столь же драгоценный дар взамен без любви. И она его любила. Возможно, любила его все это время.

Глазами, повлажневшими от нахлынувшего чувства, Рэйчел разглядывала того, кто впервые открыл ей, что такое наслаждение. Однажды во время пикника Клинт уснул, и Рэйчел почти так же, как теперь Тайри, разглядывала его. Она думала о том, каким невинным выглядел Клинт, лежащий на траве. Он был похож на маленького мальчика.

В Тайри не было и намека на невинность. В нем, даже в спящем, чувствовалась дремлющая сейчас, но готовая в любой момент взорваться дикая сила, и Рэйчел предполагала, что, если бы она внезапно разбудила его, он мог бы прыгнуть на нее, как тигр, пробужденный от дремоты.

Она прикоснулась кончиками пальцев к шрамам на его широкой спине и провела по слабо заметным серебристым линиям. Каков он был в тюрьме? С длинными нечесаными волосами и лицом, застывшим в маске бессильного гнева? Ей казалось, что она видит, как плеть со свистом разрезает воздух, слышит шипение сыромятного ремня, врезающегося в плоть. Почему-то она была уверена, что он переносил боль, не издавая ни звука.

В ответ на ее прикосновение Тайри пошевелился и лишь крепче прижал ее к себе. Рэйчел уютно устроилась рядом и, убаюканная ровным биением его сердца и тихим стуком дождя по крыше, уснула.

Когда она проснулась, уже наступило утро и Тайри стоял, вороша угли в камине. Рэйчел улыбнулась ему, снова ощущая счастье, переполнявшее ее минувшей ночью, но в груди ее будто что-то оборвалось, когда она увидела хмурое лицо Тайри. Очевидно, он страдал от похмелья.

– Поехали, – лаконично бросил он. – Ваш старик будет гадать, что с вами случилось.

Рэйчел торопливо оделась, краснея, когда случайно ловила на себе взгляд Тайри.