Прицеливаться и стрелять. Прицеливаться и стрелять. В лист, в камень, в бутылку, в жестянку. Прицеливаться и снова стрелять. В ветку, в белку, в горшок, подброшенный в воздух. И вспоминать, постоянно держать в памяти лицо человека, искалечившего, раздробившего его руку. Не забыть испытанные им боль и ярость.

Итак, шли дни, и каждый новый день походил на прошедший. Днем он практиковался в стрельбе, ночью мечтал о Рэйчел.

В конце концов Тайри решил, что удовлетворен своими успехами. Он считал, что достиг в стрельбе левой рукой такого же мастерства, как прежде правой. И тогда наконец снял повязку с правой руки. Он смотрел, как двигаются его пальцы, неподатливые, как засохшее дерево. Заметил, что три из них безвозвратно обезображены и что кожа на тыльной стороне руки стала белой, как рыбье брюхо, и покрыта грубыми шрамами.

Когда он убедился, что не может как прежде сжать руку в кулак, на скулах его обозначились и задвигались желваки. Глядя на свою искалеченную руку, он вспоминал лица всех, кто был к этому причастен. И тут в хижину вошла Рэйчел. Одного взгляда на его лицо, на то, как сжаты его челюсти и какой гнев выражают глаза, было достаточно, чтобы она все поняла. Рука его не зажила, как он надеялся, и ее молитвы были напрасны.

– Тайри?

Удивленный ее внезапным появлением, он медленно поднял голову.

– Мне так жаль, Тайри. Я сделала все возможное. Я… у меня такое чувство, будто это моя вина.

– Да нет, конечно, – лаконично ответил он. – Отправляйтесь домой.

– Могу я что-нибудь сделать, прежде чем уеду?

– Нет.

– Пожалуйста, разрешите мне помочь вам!

– Черт возьми, Рэйчел, мне не нужна ваша помощь, и я не нуждаюсь в вашей жалости. Убирайтесь, черт возьми, и оставьте меня в покое!

Рэйчел вспыхнула. Она остановилась, уперев руки в бока, и в ее синих глазах полыхнул огонь.

– Почему в таком случае вам не перестать себя жалеть? – спросила она сердито. – Только потому что вы не можете держать в правой руке револьвер, вы считаете, что ваша жизнь кончена!

– Револьвер! – огрызнулся Тайри. – Черт возьми, да я и чашку кофе не могу в ней удержать. Попробуйте-ка оседлать мустанга, когда у вас действует всего одна рука! Попробуйте завязать узел! Попробуйте в конце концов перетасовать колоду карт!

– Мой отец справляется со всем этим, – спокойно возразила Рэйчел. – А он потерял всю руку, до локтя.

– Вы правы, – с горечью согласился Тайри. – Я жалею себя. Вероятно, я надеялся на чудо. – Он горько рассмеялся. – Можете себе представить меня надеющимся на чудо? Пожалуй, не найдется никого, кто меньше меня заслужил его.

– Позвольте мне приготовить вам обед, – попыталась перевести разговор на другую тему Рэйчел. – Я принесла кусок ростбифа и картофельный салат.

– Вы победили. Давайте поедим.

Тайри сел за стол. Пока Рэйчел расставляла тарелки и накладывала на них еду, он мрачно смотрел на свою руку. Рэйчел нарезала мясо и разложила по тарелкам картофельный салат.

– Тайри?

– Да.

– Вы собираетесь есть или предаваться мрачным мыслям?

– Прошу прощения.

Она старалась не смотреть, как он пытается отрезать кусок ростбифа, придерживая его вилкой, и мысленно бранила себя за то, что не нарезала его более тонким ломтями, как это делала для своего отца. Ведь Тайри не мог держать в одной руке и нож и вилку. Думая только о том, чтобы ему помочь, Рэйчел потянулась через стол.

Это оказалось последней каплей. Проворчав какое-то ругательство, Тайри швырнул свою вилку об стену.