Он схватил ситуацию верно – последние два дня мы сами стали усложнять и разнообразить упражнения на коллективные действия, да так, что Шварцнеггер с его советами и рекомендациями частенько оказывался в глупом положении. Когда он исчез в темнеющем небе, Баламут изложил свою версию тренерской отставки:
– Испугался, гад! Понял, что теперь нас вполне хватит на него с автоматом...
Почувствовав, что еще немного и наша команда станет непобедимой, мы с энтузиазмом продолжили тренировки. Скоро весь наш день фактически превратился в одну большую тренировку. Еще через пару дней мы определяли местоположение друг друга с закрытыми глазами, а в некоторых затруднительных ситуациях могли общаться телепатически. Конечно, приобретенные нами свойства были далеки от зомберских, и мы, наверное, проиграли бы любой мало-мальски притертой зомберкоманде, но поселившийся в нас кураж рассеивал все сомнения и страхи...
На тринадцатый день тренировок с неба спустилось письменное распоряжение перебазироваться в подземную лабораторию известным нам путем (через вентиляционную шахту). Ознакомившись с распоряжением, мы взглянули друг другу в глаза и поняли, что либо умрем там, в подземельях, либо вырвемся на волю, предварительно разотря все, что пахнет Худосоковым, в мельчайший порошок.
* * *
Полет по вентиляционной шахте закончился удачно – свалка в ее забое состояла на этот раз из скомканных листов оберточной бумаги и целлофановых пакетов, набитых... человеческим волосом.
– Смотрите... – пробормотала Вероника, рассматривая один из пакетов. – Женские, длинные... И мужские разного цвета... Стригут, что ли здесь, как в немецких концлагерях?
– Вши, наверное, их заели... – улыбаясь, предположил Бельмондо. – Вот и остриглись...
Его слова сдули нас с кучи моментально. Отряхнувшись и осмотревшись, мы пошли к столовой. Она была закрыта. Встреченные служащие в синих халатах на наши вопросы о местонахождении Худосокова не отвечали. И мы решили уйти из подземелья. Лавиной рванули к выходу, но он был перекрыт массивными стальными дверьми.
– Нет, так нет, – прошипел бледный от злости Бельмондо, – пошлите мочить Худосокова!
Собравшись в кулак, мы вооружились металлическими скобами, выдранными из стен, и пошли назад, заглядывая в каждую дверь. Но все проверенные нами помещения были либо пусты, либо населены безмолвными существами в синих халатах. В седьмом помещении на нас набросились три охранника, вооруженные дубинками и пистолетами, но их на нас не хватило. Начисто лишив их сознания (на это ушла секунда), мы связали их телефонным проводом и пошли во внутреннюю комнату.
– Там Худосоков, сердцем чую! – сказал Баламут, разминая рукоятку пистолета.
В комнату мы ворвались так, как в фильмах-боевиках пробивается к цели спецназ. Первым туда вкатился Бельмондо с беснующимся пистолетом в вытянутых вперед руках.
Но комната была пуста... Вернее, пуста, но не совсем – в центре ее находились люди (шесть человек), но людьми их можно было назвать лишь с большой натяжкой. Одетые в свитера-безрукавки и короткие шерстяные шорты, они сидели друг против друга в узких, вплотную придвинутых креслах с высокими спинками... Голов их не было видно – они таились в лежащем на их плечах стеклянном торе, наполненном голубоватым светящимся газом... Оголенные колени каждого касались колен соседей, руки их были сплетены, как в хороводе, да хороводе, хотя каждый из его участников был совершенно неподвижен. Ощущение бешеного движения создавалось нервным миганием голубого газа, и особенно – каким-то особым напряжением тел сидящих. Казалось, что движутся они по кругу незаметными зрению скачками. Да скачками: вот только что я, неподвижный, пристально рассматривал грудь и плечи одного из них, а теперь перед глазами совсем другой. |