– Трахнуть меня хочет...

– А ты на рога встала...

– Да. Первый раз, когда мы с ним одни остались, полез в наглую, и я сдуру сказала, что скорее сдохну, чем с ним лягу.

– А теперь блюдешь свое слово?

– Это нетрудно, – усмехнулась Лида Сиднева.

– А какой он из себя? Не противный?

– Да нет, не противный. Среднего роста, плотный с жирком, по натуре – жлоб, даром ничего не сделает...

– Черный мне как-то рассказывал о нем. Умрет он через двадцать два года. Интересно умрет...

– Как это?

– Таджикская рулетка... Они с одним парнем одновременно сунут руки в рюкзак с гюрзой...

– Житник сунет руку в рюкзак с гюрзой? – удивилась Лида. – Никогда не поверю...

– Заставят его... Да ты чего спрашиваешь? Моя память – это твоя память. Ты просто попытайся вспомнить...

– Да ты сама спрашиваешь! – перебила ее Лида. – Мы же – бабы, поговорить любим... Тем более сотрясение мозга у нас.

Вошел доктор и, внимательно посмотрев Сидневой в глаза, сказал:

– Мне говорили, разговариваешь ты сама с собой?

– Ага, разговариваю... – невозмутимо ответила Лида. – Роль, понимаете ли, разучиваю В драмкружке я травести.

– Ну разучивай, разучивай... Хотя пошли, посмотрим, что с носиком твоим сделать можно...

После правки носа резиновым молотком (заговорил, гад, зубы и вдарил со всего маха) Лида несколько часов приходила в себя. Вечером пришел Чернов с шоколадкой и сказал, что надо срочно выздоравливать – послезавтра будет вертолет и надо лететь на Кумарх с начальником маркшейдерского отдела Савватеичем.

– Он поднял шум на всю экспедицию, что на кумархских штольнях резко завышен уклон, а потом поехал в Управление геологии и там кричал в кабинете главного инженера, что удивляется, как до сих пор ни один состав в отвал не улетел. И после этого начальник экспедиции посылает на Кумарх комиссию с двумя ящиками водки и приказом уломать Савватеича. "Обратного рейса, – сказал, – не будет, пока он не подпишет бумагу, что существующие уклоны не опасны".

– Ну-ну... Савватеич опять в непреклонного строителя коммунизма играет...

– Ничего он не играет. Надо, говорит, уклоны сделать нормальными и все тут...

– То есть проходить все штольни заново... А это нам не надо, да?

– Сечешь масть, маркшейдер. Это и не надо и просто невозможно. Так что даю тебе тридцать шесть часов на выздоровление и вперед и прямо, как говорят проходчики. Да поговори с этим дуриком, уговори как-нибудь. Он ведь может в Госгортехнадзор позвонить. Начнутся разборки – отчет в срок не сдадим, премию не получим...

– И я в яму не упаду... – печально улыбнулась Сиднева.

* * *

Узнав, что Лида летит на законсервированный на зиму Кумарх, Житник пошел к Чернову.

– Слушай, начальник! Полечу-ка я с ними. По седьмой рассечке пятой штольни анализы хорошие пришли, но пробы из руды не вышли – надо добрать, – сказал он, прищурив глаза и самодовольно улыбаясь (как же, такое славное объяснение придумал!).

– Да ладно тебе придумывать... Пробы тебе по фигу, это и козе понятно. С Лидкой, что ли, полететь хочешь?

– Нет, начальник, неправда твоя... Подсчета запасов ради Кумарха алчу, клянусь всеми сурками Тагобикуль-Кумархского рудного поля!

– Ну, ладно, лети. Только на пятую штольню не ходи – лавина сдует, потом мотайся из-за тебя по прокурорам. И привези из камералки тубус со старыми планами опробования горизонта 3300.