Мэтр Фарель заколебался, одновременно удивленный и раздраженный. Он понимал реакцию своего ученика, но о тайне имперского Феникса можно было заговорить, лишь находясь под защитой стен крепости. Сделав глоток вина, он примирительно сказал:

– Послушай, обещаю тебе, что в тот момент, когда мы наконец прибудем к императору, я доверю тебе абсолютно все, что следует знать об этом.

– Но зачем ждать? Это нелепо.

– Разве я когда-либо обманывал твое доверие?

Януэль со щемящим сердцем отрицательно помотал головой.

– Так вот. Разве я хоть раз попытался обмануть тебя? Солгал ли я насчет предстоящих тебе испытаний?

– Нет, – прошептал Януэль.

– Отлично. Так мне можно поверить и на этот раз.

– Конечно! – Януэль пытался оправдаться. – Вы прекрасно знаете, что я верю вам. И это не…

– Тише! – Мэтр поднял указательный палец. – Ты ведешь себя как глупый юнец, и мне это не нравится. Я допускаю проявление инициативы, – произнес он, нахмурясь, – но не идиотское поведение. Тебе известно, мой мальчик, что я всегда позволял оспаривать мои утверждения, если тебе покажется, что они продиктованы чем-то иным, нежели уважение, доверие и следование принципам Завета. Если я храню молчание, то делаю это сознательно, охраняя тебя и в то же время служа лиге. Разумеется, мне понятно твое любопытство, хоть я и нахожу его оскорбительным – по отношению к тебе самому, ко мне и к Хранителям.

– Вы ошибаетесь, наставник. Мне всего лишь хотелось подготовиться к испытанию, чтобы не разочаровать вас.

– Огромное заблуждение, мой юный друг, огромное. В тот час, когда ты склонишься над кристаллами Священного Пепла, за твоими действиями буду следить не только я, но все фениксийцы империи.

«Все эти взгляды… ставки в непонятной игре… соблазны, которым необходимо противостоять, – думал Януэль, покусывая палец. – Парадоксально, но Фарель не ведает о подводных камнях, которые могут всплыть в течение этой церемонии». В прошлом Януэлю довелось повидать и узнать немало – пыл сражений, умелых бойцов, что теснились вокруг его матери. От этого сохранились лишь приливы смутных воспоминаний, мгновенные вспышки видений, вновь растворявшиеся в мареве его снов. Его тревожил этот зов прошлого, возникающий порой в самый неподходящий момент.

Облизав пересохшие губы, Фарель положил руку на плечо Януэля:

– Отныне мы с тобой находимся далеко от Башни, не забывай об этом. Если…

Януэль жестом прервал его. Прижав палец к губам, юноша указал на джутовую ткань, прикрывавшую вход в грот.

– Что там? – прошептал наставник.

– Какой-то шум снаружи, – выдохнул Януэль.

– Должно быть, дикий зверь… – предположил Фарель.

– Нет, – ответил Януэль, задувая фонарь. Их обступила тьма. Затаив дыхание, фениксийцы напряженно вслушивались. Януэль, запустив руку в мешок, извлек оттуда нож, затем медленно, рассчитанным движением взялся за полог, собираясь проскользнуть наружу.

– Януэль, не надо! – прошептал учитель, удерживая его за запястье.

Юноша оттолкнул его руку и быстро отвернул ткань. Ущелье было залито лунным светом, и Януэль, втянув голову в плечи, тотчас переместился в тень ближайшей скалы. По опыту ему было известно, что если вход в грот стережет лучник, то стрела просвистит тут же. Но нет, никакого шума, даже звука собственного дыхания было не различить в молчании ночи. Под защитой скалы Януэль присел на корточки и оглядел окрестности. Он был убежден, что кто-то хочет незаметно подобраться к их стоянке. Чувства его обострились, за каждым горным выступом ему мерещился чужак, и, возможно, не один.