Пока лазанья остывала до съедобного состояния, Мирилл стащила со стеллажа в гостиной коробку с кассетами и высыпала на ковер. Фильмы в основном были очень старые, ещё чёрно-белые, а многие и вовсе немые… Единственный подарок Города, который она принимала так же легко, как и очередную пушистую томноглазую соседку — потому что эти плёнки действительно были никому не нужны. Диски вытесняли их, как прежде в музыке кассеты вытеснили пластинки. Винил хоть кого-то мог ещё заинтересовать — этакий раритет, винтаж с налётом интеллектуального эстетства. А пластиковые черные коробки с пленкой — мусор, сплошные дефекты записи и затертые кадры. К тому же проигрыватель в доме был только старенький, кассетный, а желать новый плеер Мирилл боялась.

«Are you always alone?» — с надрывом поинтересовалась Барбара Стоун, и Мирилл вздрогнула.

Нет. Одной ей сегодня оставаться не хотелось. А выбор телефонных номеров был не особенно велик…

Бриджит ответила после шестого звонка.

— День насмарку! Какая торговля фруктами в такую погодку, э? Не думай, что я жалуюсь, конечно, — жизнерадостно пробасила она. — Привет, Белая Девочка.

Мирилл невольно улыбнулась:

— Я такая предсказуемая, да?

— Есть маленько, — фыркнула Бридж. — Что на сегодня?

— «Ромео и Джульетта», глинтвейн и всё, что ты захочешь — в пределах моего пустого холодильника. Так мне заехать за тобой?

— Уговорила, чертовка! — заржала Бриджит. — С меня сырные шарики. Напеку чуток, пока будешь добираться до меня на своей колымаге.

— Буду через полчаса, — пообещала Мирилл.

Лоток с лазаньей она выскребла за пару минут. За это время дождь немного поутих. В распахнутые окна на первом этаже тянуло сыростью и листвяной свежестью; запах будоражащий и тревожный. Мирилл влезла в разношенные кроссовки, постучала мыском по полу — левая нога, правая — и выскочила в сад.

Сумерки в пасмурную погоду всегда сгущались раньше. Синие гортензии уже казались серыми, пурпурная сирень ещё держалась, а ярче всего были красные и розовые пионы. Соцветия опустились низко к земле, едва не ломаясь под тяжестью мириад капелек воды на листьях и между лепестками. Проходя мимо, Мирилл время от времени спрыгивала с мощёной дорожки в топкую пышную землю и обтрясала кусты. Когда она добралась до своего голубого «Жука» под пластиковым тентом, то была мокрая насквозь, и печка в салоне пришлась весьма кстати. Отогревая пальцы в горячем воздухе, Мирилл думала, что если даже «Ромео и Джульетты» в коробке пока нет, то обязательно появится к её возвращению.

Дождь перешел в морось. Со стороны низины, с Уотерс, медленно выползал туман, цепляясь белесыми отростками за крутые скаты вдоль набережной и чёрные фонарные столбы. В желтоватом уличном освещении мокрый асфальт глянцево блестел. Машин почти не попадалось, разве что на регулируемых перекрёстках — светофоры горели красным минут по пять, пропуская несуществующих пешеходов и собирая коротенькие очереди. На параллельных дорожках раскатывали припозднившиеся велосипедисты, изредка тренькая звонками на бродячих кошек. Миновав горбатый мост, Мирилл вырулила на окраину — туда, где дома попадались реже, выглядели неряшливей и утопали в зарослях крапивы, ежевики и шиповника. Многие здания пустовали; их сразу можно было отличить по особенному затхлому оттенку немытых стёкол и ржавеющим почтовым ящикам — рыжие хлопья проступали сквозь трещины в осыпающейся голубой эмали, и казалось, что внутри, за искривлёнными дверцами, тоже одна металлическая труха.

Часы над заливом пробили восемь, как раз когда Мирилл подъезжала к последнему крупному перекрёстку на окраине. Едва слышный перезвон — призрачный, камертонный — волной расплескался по улицам и взметнулся к небу, угасая бессильно.