|
А если нет – придется отдать непослушную девочку на расправу Фатиме.
Стук копыт, несомненно, приближался. Неожиданно девушка во весь голос крикнула:
– Конан из Киммерии – мой любовник! А я – его женщина! Я счастлива и горда тем, что делю с ним ложе!
Конан уставился на нее:
– Кром! Я же сказал – молчать! А ты несешь всякую чушь, да еще и на все побережье.
– Если мне суждено погибнуть, то я хочу, чтобы весь мир узнал о моем счастье.
В этот миг барабанная дробь копыт превратилась в раскат грома, и десятки лошадей выросли на гребнях ближайших дюн, разбрасывая мокрый песок и выстраиваясь полукругом. Конан приладил стрелу, но решил подождать, увидев, что большинство лошадей без всадников. Вперед выехал один из небольшой группы седоков.
Тамур.
– Вылезайте, – крикнул Конан и поспешил навстречу спешившемуся гирканийцу.
– Эрлик тебя побери, Тамур! Ты изрядно рисковал получить в качестве украшения к прическе несколько перьев… на концах стрел.
– А что, Андар не предупредил вас о моем приближении? – нахмурился гирканиец. – Ты же назначал его часовым, я помню.
– Он отошел облегчиться, понимаешь ли, – раздался презрительный голос Акебы, подходившего к ним со стороны дюн. – И не удосужился поставить вместо себя кого-нибудь другого.
За спиной Акебы маячила фигура одного из кочевников.
Тамур зло посмотрел на своего соплеменника. Тот, делая вид, что ничего особенного не произошло, пожал плечами:
– Да кого здесь высматривать, Тамур? Этих вонючих собирателей падали? – Андар кивнул головой в сторону группы всадников, не дававших лошадям разбрестись по дюнам и поэтому не расслышавших этого оскорбления.
– Ты ушел с поста, где тебе приказали быть, – процедил сквозь зубы Тамур. Затем он обернулся и обратился к остальным гирканийцам: – Кто-нибудь скажет слово в его защиту?
Никто не нарушил молчания.
По лицу Андара пробежала тень, он нервно схватился за свой ятаган. Но клинок Тамура уже взвился в воздух и с размаху полоснул по шее незадачливого часового, чуть не отделив голову от плеч. Андар рухнул на песок, истекая кровью, так и не успев вытащить свое оружие из ножен.
Тамур пнул ногой еще дергающееся тело:
– Уберите его. Он опозорил весь свой род и честь своей матери. Выкиньте его в дюны, в его же дерьмо, которое было для него важнее, чем жизнь товарищей.
Двое гирканийцев схватили покойника за ноги и потащили прочь. Никто из его соплеменников и бровью не повел. За спиной Конана послышались сдавленные стоны Ясбет, пытающейся справиться с тошнотой.
– По крайней мере, ты нашел лошадей, – возобновил разговор Конан.
– По-моему, они больше напоминают овец, – пробурчал Акеба.
Тамур обиженно посмотрел на туранца:
– Да, может быть. Но это, наверное, лучшие лошади на всем побережье! Теперь слушай меня, Конан. Эти торговцы лошадьми говорят, что видели других чужестранцев. Дай им за лошадей столько, сколько они запросят. Тогда они расскажут, что знают о чужаках.
– То, что запросят… – передразнил его Конан. – Разве они тебе не родня, Тамур?
Гирканиец застыл в изумлении:
– Ты здесь чужак, киммериец, и к тому же невежа. |