— Не отвлекайся, — тихо велела она. — И не отводи палочку.

Ветер свистел, путая их волосы. Конус раскачивало от распиравших его сил. Невидимая точка, на которую были устремлены палочки, стала «дышать». Они ясно слышали это: будто невидимый гигант пыхтел громко и часто. И вдруг на них опустилась мертвенная тишина. Время застыло…

И тут раздался оглушительный скрежет, будто чей-то огромный кулак двигал по земле каменную гору. Затем последовал громкий треск, и вокруг них взметнулись огненные языки, подступая все ближе.

— Не шевелись, Брешия! — крикнул принц, — Только не шевелись!

Но ее палочка, уже охваченная пламенем, так раскалилась, что пальцы Брешии почернели.

— Во имя священной древней матери дубов, — прошептала она, но не выронила палочку, потому что знала, чем это грозит. Держала, несмотря на ужасную боль и запах собственной горящей плоти. Руки принца не горели. И взгляда он не отводил. Поэтому она последовала его примеру. Почему его пальцы целы?

Ничего, осталось еще немного…

Она понимала, что боль убьет ее. А пламя обратит в пепел. Нет-нет, нужно сосредоточиться, послать все силы к кончику палочки… держаться… держаться…

И тут конус лопнул, посылая огонь высоко в небо, насколько хватало глаз. Повсюду слышался звон бьющегося стекла. Осколки летели во все стороны, сплавляясь прямо в воздухе, а огненные стрелы пронзали облака. Принц и Брешия, стоя неподвижно, ждали. Ни одного осколка не упало во двор. Не упало ничего. Пламя прожигало облака насквозь. Брешия могла бы поклясться, что слышит шипение воды, которой пытались тушить пожар. Огненные языки исчезли.

И тут принц увидел, что Брешия лежит на земле без сознания. А ее руки… во имя всех богов, ее руки до сих пор горели!

Не задумываясь, он коснулся валявшейся рядом с Брешией палочки своей, и они оказались на пустынном берегу, словно переброшенные туда выстрелом из невидимой пращи. Он не знал, насколько далеко послали их палочки, и сейчас это было совершенно не важно.

Главное — они свободны!

Прекрасный зеленый плащ Брешии дотлевал на песке. Тонкая ткань почернела и превратилась в лохмотья, будто разодранная когтями хищника.

Брешия очнулась и первое, что увидела, — погибший плащ. Как ни странно, именно это, а не сожженные руки, привлекло ее внимание. Она лихорадочно принялась забрасывать плащ песком.

— О нет, нет, нет, — стонала она.

Он не мог ее остановить. Взглянул на плащ, пожелал, чтобы он стал прежним, но ничего не получилось. Тогда принц направил на плащ палочку и всем своим существом пожелал, чтобы плащ стал целым. Но плащ упорно продолжал тлеть.

Принц не понимал, в чем дело.

— Брешия, — велел он наконец, — перестань! Во имя всех богов, взгляни на свои руки!

Она опустила глаза на свои протянутые руки, увидела почерневшие пальцы, отслоившуюся спекшуюся кожу и ощутила боль, такую острую и неистовую, что мгновенно задохнулась. Вынести это было невозможно.

— Не хнычь! — приказал он. — Я не позволю тебе умереть, легкомысленная ведьма! И не дам твоим рукам сгореть и отвалиться. Закрой глаза и стой смирно, черт возьми!

Он взял ее руки, увидел скрюченные, как когти, пальцы, наклонился, расцеловал каждый, касаясь языком обгоревшей плоти. Потом еще и еще раз. Язык охлаждал ее горящие руки.

И боль ушла. Пальцы снова побелели. Все это время она молча плакала. Слезы бежали по щекам, падали с подбородка. Он коснулся кончиками пальцев ее глаз, и слезы пролились в его ладони. Он сложил их ковшиком и, когда ковшик наполнился, взглянул на ее плащ и прошептал два древних слова, которых никогда не произносил раньше: «Blashen norna».