А вскоре Ричарду донесли, что сарацины разрушают стены городов, стоявших на дороге к Иерусалиму, чтобы лишить христиан возможности укрыться за ними. Запоздало поняв, почему ему удалось так легко продвинуться вперед, Ричард отправил галеру в Аскалон и, когда слухи подтвердились, решил немедленно покинуть Яффу и направиться в Аскалон, чтобы воспрепятствовать полному уничтожению города.

Ричард, конечно, сознавал, что это рискованно. Солдаты хотели отдохнуть. Они и так вынесли уже больше тягот, нежели обычно переносят воины. Их силы были на исходе, и Ричард, проведший в армии почти всю жизнь, чувствовал это как никто другой. Поэтому он созвал военный совет, на котором присутствовали герцог Австрийский, герцог Бургундский, Ги де Лузиньян и два рыцаря, которым он очень доверял, — Вильям де Пре и Вильям де Барр.

Король предложил выступить в поход на Иерусалим несмотря на то, что надвигалась зима, которая, между прочим, была в этих краях не менее тяжкой, чем лето. Но Ричард предлагал быстро дойти до Иерусалима, захватить его и как следует укрепить. Только тогда можно будет вернуться домой, считая, что цель похода достигнута.

Герцоги воспротивились. Людям надо отдохнуть! Пусть насладятся плодами Яффы. Если выступить в поход сейчас, многие дезертируют, сбегут в Аккру. Герцог Австрийский, так и не простивший Ричарда, который когда-то сорвал со стены его флаг, беззастенчиво намекнул, что он и сам может покинуть войско. А вслед за ним уйдут и все германские воины!

Ричард не сомневался в своей правоте. Тем более что его поддерживал Ги де Лузиньян. Но, заметив мятежный блеск в глазах обоих герцогов, пробурчал, что, пожалуй, отложит свое решение.

Каждый день тянулся для Ричарда дольше, чем год. Он маялся, не находил себе места. Король то и дело посылал за юным Блонделем, и тот развлекал его своими песнями. Ричарду нравилось, когда мальчик сидел у его ног и пел, а он гладил его златокудрую голову. Блондель оказался талантливым бардом: он сочинял прекрасную музыку и слагал не менее дивные стихи.

Они написали вдвоем балладу о короле и менестреле, и Ричард попросил мальчика:

— Не пой ее больше никому. Пусть это будет наша тайна.

Блондель обожал короля, а Ричард обожал его пение. Ему казалось, что в тонких проворных пальцах, перебиравших струны лютни, есть какая-то магия. Иначе ничем нельзя было объяснить, почему они умеют приносить покой даже в самые напряженные дни.

— Мне не терпится захватить Иерусалим, — говорил Ричард Блонделю. — Когда я вступлю в него, это будет самый счастливый миг в моей жизни!

И тем не менее он до сих пор оставался в Яффе.

Однажды Ричард отправился на соколиную охоту. Так же как и музыка, она приносила ему душевное облегчение. Верхом на своем любимом Фовеле Ричард отъехал довольно далеко от города и вдруг увидел отряд магометан. Он ринулся за ними. Быстроногий Фовел обогнал остальных лошадей и углубился за сарацинами в рощу. И… король очутился в западне! Он слишком поздно понял, что враги намеренно заманили его в ловушку.

Скорее всего сарацинам удалось бы захватить короля в плен, если бы на помощь ему не подоспел Вильям де Пре.

Подскакав к Ричарду, он громко крикнул:

— Что ты тут делаешь, рыцарь? Как ты посмел меня оставить? Я позволил тебе взять моего коня, но не позволю отобрать корону!

Среди сарацин были те, кто понимал язык франков, на котором изъяснялось между собой большинство крестоносцев. И, поймавшись на удочку де Пре, они решили, что действительно ошиблись и приняли за короля другого человека.

Сарацины погнались за Вильямом, и Ричард смог от них ускользнуть.