|
– Вероятно, у древних обитателей здешних мест были веревочные перила, – высказал я предположение. – Уйдем отсюда, – решил Зибальбай, – никто не сможет туда проникнуть. Сегодня наши мулы останутся без воды, но завтра, через пять часов пути, я знаю, мы найдем родник! Выйдя на открытый воздух, мы все облегченно вздохнули. Разговаривая между собой, мы собирали траву для наших животных, когда Майя, заметив на скале красивый белоснежный цветок алоэ, обратилась к сеньору Стрикленду: – Сорвите, пожалуйста, мне этот цветок! Тот быстро поднялся на несколько футов и только срезал ножом цветок, как вдруг страшно вскрикнул. – Что с вами, сеньор? Укололи палец, обрезали руку? Он ничего не ответил и только указал на скалу. Тут мы все увидели уползающую серую змею, которая, очевидно, ужалила сеньора. На его руке показалась кровь, а сам он побледнел как полотно. – Змея! Его укусила змея! – с ужасом воскликнула Майя, и прежде чем я что либо сообразил, она крепко впилась губами в рану, чтобы высосать кровь. Я поспешил на помощь. Оторвав кусок ткани от ее длинного платья, я крепко перевязал руку сеньора около локтя и с помощью вложенной палки скрутил этот самодельный жгут насколько было возможно. Кровообращение в руке было задержано, и можно было надеяться на благополучный исход. – Змея очень ядовитая! – с трепетом проговорила Майя. – Не стоит так сильно беспокоиться, я знаю способ лечения. Только скорее идем в наш лагерь, – сквозь зубы ответил ей Стрикленд. Дойдя до лагеря, он вынул нож и велел мне сделать глубокий надрез на месте раны. – Глубже, глубже! Это вопрос жизни и смерти, а в этом месте нет артерий! Подошедший Зибальбай стал держать руку сеньора, и я сделал два надреза. Выпустив всю кровь до последней капли, мы, следуя указаниям сеньора, положили в рану пороху, сколько может поместиться на двадцатицентовой монете, и зажгли. Показался белый дым, и раздался запах горелого мяса. – Так как у нас нет водки, – сказал сеньор, с удивительным спокойствием выдержав всю эту мучительную операцию, – то нам остается только ждать. – Надо съесть немного коки, – посоветовал Зибальбай, подавая сеньору кусок теста из нее, – это намного лучше огненной воды. Тот стал усиленно жевать, но скоро силы его совершенно оставили, он опустился на землю, глаза сомкнулись, как во время сна, а горло схватывала легкая судорога – яд все таки проник в кровь. Тогда мы подняли нашего товарища на ноги, взяли под руки и заставили ходить взад и вперед, увещевая не падать духом. – Я стараюсь, – ответил он нам, но следующие слова уже свидетельствовали, что им овладел бред, и он свалился на землю. Мне было тяжело смотреть на него. Я считал, что он должен непременно умереть, и был не в силах спасти его, моего лучшего друга. Я не мог удержаться, чтобы не упрекнуть несчастную и неповинную девушку. – Это ваша вина! – сказал я ей с озлоблением. – Вы жестоки и говорите это, потому что ненавидите меня! – Может быть, я и жесток, но разве я не имею на это права, видя, как близкий друг умирает по милости женского безумия? – Разве вы одни имеете право его любить? – прошептала она. – Если мы его не разбудим, то белый человек умрет, – заметил Зибальбай. – Проснитесь! Проснитесь! – закричала Майя. – Они говорят, что это я убила вас! Ее голос дошел до его сознания, так как он ответил, хотя и чуть слышно: – Я попробую… Мы опять подхватили его под руки, и он стал ходить, но как человек в сильном опьянении. Наконец он упал в полном изнеможении. Он схватил наши руки, мою и Майи, и, приложив их к своей груди, дал нам возможность чувствовать, как все медленнее и медленнее бьется его сердце. |
