Александр Островский. Сердце не камень
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Потап Потапыч Каркунов, богатый купец, старик. Вера Филипповна, жена его, 30 лет с небольшим. Исай Данилыч Халымов, подрядчик, кум Каркунова. Аполлинария Панфиловна, его жена, за 40 лет. Константин Лукич Каркунов, племянник Потапа Потапыча, молодой человек. Ольга Дмитриевна, его жена, молодая женщина. Ераст, приказчик Каркунова, лет 30-ти. Огуревна, ключница, старуха. Иннокентий, странник. В доме Каркунова, в фабричной местности, на самом краю Москвы. Жилая комната купеческого дома, представляющая и семейную столовую, и кабинет хозяина, в ней же принимают и гостей запросто, то есть родных и близких знакомых; направо (от актеров) небольшой письменный стол, перед ним кресло, далее железный денежный сундук-шкаф, вделанный в стену; в углу дверь в спальню; с левой стороны диван, перед ним круглый обеденный стол, покрытый цветной салфеткой, и несколько кресел; далее большая горка с серебром и фарфором; в углу дверь в парадные комнаты; в глубине дверь в переднюю; с правой стороны большой комод, с левой – буфет; вся мебель хотя не модная, но массивная, хорошей работы.
Огуревна стоит, подперши щеку рукой. Входят Константин и Ольга. Константин. Огуревна, что ты тут делаешь? Огуревна. Самоё дожидаюсь насчет самовара. Константин. А где ж она, сама-то, где дяденька? Огуревна. В зале сидят; залу растворить велели и чехлы все с мебели давеча еще поснимали. Константин. Что за праздник такой? Кажется, такие параты у нас раза три в год бывают, не больше. Огуревна. С гостями сидят. Ольга. С какими гостями? Огуревна. Аполлинария Панфиловна с Исай Данилычем приехали; за ним давеча нарочно посылали. Константин (Ольге). Поняла? Ольга. Ничего не понимаю. Константин. Завещание. Ольга. Какое завещание? Константин. Дяденька давно собирались завещание писать, только хотели посоветоваться с Исаем Даннлычем, так как он подрядчик, с казной имел дело и, значит, все законы знает. А мы с дяденькой никогда понятия не знали, какие такие в России законы существуют, потому нам не для чего. Огуревна. Да, да, писать что-то хотят – это верно; у приказчика Ераста карандаш и бумагу требовали. Константин (Ольге). Слышишь? Ольга. Ну, так что ж? Константин. Не твоего ума дело. Огуревна, поди скажи дяденьке, мол, Константин Лукич желает войти, так можно ли? Огуревна. Хорошо, батюшка. (Уходит налево.) Ольга. Зачем ты пойдешь? Константин. Разговаривать буду. Ольга. В таком-то виде? Константин. Я всегда умен, что пьяный, что трезвый; еще пьяный лучше, потому у меня тогда мысли свободнее. Ольга. Об чем же ты будешь разговаривать? Константин. Мое дело. Обо всем буду разговаривать. Никакого завещания не нужно; дяденька должен мне наследство оставить; я единственный… понимаешь… И потому еще, что я, в надежде на дяденькино наследство, все свое состояние прожил. Ольга. А кто тебе велел? Константин. Не разговаривай! Если дяденька мне ничего не оставит, мы должны будем в кулаки свистеть, и я даже могу попасть в число несостоятельных, со всеми последствиями, которые из этого проистекают. Входит Огуревна. Огуревна. Пожалуйте! Ольга. И я с тобой пойду. Константин (отстраняя жену). Марш за шлам-баум! Нечего тебе там делать. Разговор будет умственный. Тетенька и Аполлинария Панфиловна должны сейчас сюда прийти: либо их попросят вон, либо они сами догадаются, что при нашем разговоре они ни при чем, а только мешают; потому это дело на много градусов выше женского соображения. (Уходит налево.) С той же стороны входят Вера Филипповна и Аполлинария Панфиловна. |
