— Когда мы тут…

— 9 мая, — повторил он как-то «замогильно». — 12-го ее похоронили, вы с Ванюшей несли гроб. А также я и отец Нели.

— Нели?

— Ее звали Ангелина. Ты любил ее, Макс.

— В каком смысле?

— В человеческом. Вообще к женщинам ты относился с некоторым пренебрежением, а Нелю любил.

— Вы с ней были у меня 9-го?

— Я не пил, клянусь! Меня, кстати, проверили. Очень темная ночь, не заметил каток у вас тут, на Каширском. Точнее, слишком поздно заметил, вильнул на обочину, в дно канавы врезался.

— Сильно пострадал?

— Нет, в руль вцепился, аж руки одеревенели. Макс, не могу об этом вспоминать.

Но я уже вошел в раж и продолжал безжалостно:

— А машина?

— Тоже цела. А Неля ударилась виском… Макс, не могу…

— Надо!

— Ты всегда был жесток.

— Прости, сделай милость. Мой портрет из предыдущей жизни проступает весьма непривлекательным. И что вы все находили в моем обществе!

— Ты был Мастер, Макс. С большой буквы, — заявил Сема жестко. — Гению многое позволительно, — глаза блеснули. — Но не все!

— Если я так же насчет «гения» считал, то получил по заслугам.

По головке. Милиция проверила, участвовала ли Вера в киносъемках под Каширой?

— Официально, нет, проверено. Но там народу много было — батальные сцены, — не исключено, у кого-то жила.

— А, так, может, мой соперник актер. Или режиссер.

— Соперник?

— В письме Вера порвала со мной.

— Серьезно?

— Наверное, серьезно, раз оставила записку подруге: уезжаю, мол, «медовый месяц».

— Вообще она была порядочная потаскушка! — вырвалось у Семена.

— И меня превратила в свинью? Возможно, и тебя! И Ивана Петровича?

— Чего ты его так называешь? — уклонился мой друг от ответа.

— Невропатолог мне известен только в качестве врача. Он установил, что во мне атрофировался инстинкт секса и творчества.

— Восстановится, Макс.

— Не уверен, что я этого хочу.

— Ты очень много работал, в сущности, только этим и жил.

— А женщины?

Сема закурил сигарету — тоже «мальборо» — и заявил задумчиво:

— Ты не придавал своим связям серьезного значения — наверное, поэтому имел над женщинами безграничную власть. Но Вера — особая статья.

— Почему?

— Потому что ведьма.

— Да ну тебя!

— Нет, скажи! Какого черта она пришла сюда 10-го, если 7-го порвала с тобой?

— А может, ее пленил изумруд?

— Похоже… Макс, похоже, так — воскликнул Сема. — Она по драгоценностям с ума сходила… И по дороге на станцию, ну, тогда еще — 3-го, все про камень расспрашивала. А я, кретин, соловьем разливался!

— Но письмо все-таки отослала.

— Правильно. А потом пожалела, приехала подольститься, камешек выманить… — проговорил Сема с истинной злобой и вдруг запнулся. — Макс, я так и не понял: убита она или нет?

— По последним сведениям, Вера превратилась в статую.

Он не стал переспрашивать, обзывать меня помешанным, только ссутулился, уставился в овальное оконце, где за узорной решеточкой небо синее такое, сверкающее.

— У тебя есть ее телефон?

Семен вздрогнул.