— Не было.

— Точно?

— Точно! Дамская сумочка из парчи, под серебро, как рыбья чешуя.

— Во что она была одета?

— В белые шелковые брюки-юбка…

— Брюки или юбка?

— Ну, пышные такие штаны, как юбка, и белая блузка, вышитая бисером. В сочетании с загаром…

— Она была загорелой?

— Шоколадной.

— Спасибо, Сема. Прощай.

Шоколадный загар — и белое «гипсовое» лицо статуи в саду. Либо Надя не разглядела с испугу, либо… Повинуясь неясному ощущению, я себя пересилил и поднялся в мастерскую. Бьющий в глаза «голый» свет. В Северном простенке между окон, сказал Святослав Михайлович. Я ползал по полу под окнами, собирая осколки… Нашлось несколько деталей посмертных масок: нос, губы, подбородок… наверное, матери и отца. Ненависть пронзила судорогой. Кто посмел?.. Найду и уничтожу — на этой клятве слегка успокоился. Мое невольное «опрощение», смирение даже, кое-когда давало сбой, разбиваясь о чертов темперамент.

Итак, гипсовые личины остались на месте преступления, их никто не использовал для обмана в изощренной игре… Надо узнать — хоть у Нади, — не было ли у меня других посмертных масок. Ну не статуя же, в самом деле, качнула головой!

Я спустился вниз, свалился в кресло.

Итак, 3 июня Вера поехала в Каширу без вещей. Хорошо, дорожную сумку привезла позже, но где и с кем провела она неделю — «медовый месяц»? Письмо послано из Каширы, однако Иван Петрович отрицает. Надо провести с ним психоанализ… я расхохотался… на предмет причастности невропатолога к преступлению: как видоизменилось его либидо?

Тут в дверь позвонили. Я ринулся вниз, как бык на красненькое. Надя в ночи.

— Увидела свет в мастерской, — заговорила она, словно оправдываясь, — и подумала…

— Проходи, Надюш, садись.

— Тебя сегодня весь день не было.

— В Москву ездил в прошлое. Все меня вспомнили, я не самозванец. Искать мне убийцу или ждать пробуждения?

— Ты все время ищешь, Макс, как из больницы вернулся.

Господи, подумалось, ну сколько можно ныть и жаловаться, ведь все равно докопаюсь!

— Надя, расскажи про тот день, про 10-е.

— С утра ты работал, я тебя не видела. Днем к тебе заказчик прибыл за скульптурой, ты говорил.

— Какой заказчик?

— Не знаю. На грузовике с рабочими в комбинезонах. Они вынесли ее в деревянном ящике.

— Значит, я заказ выполнял?

— Нет, он раньше был готов. Последнюю неделю ты работал над «Надеждой». О, я поняла! — воскликнула она вдруг. — Почему ты с убийцей не справился. Ты же ногу растянул, когда с крыльца с ними спускался. Очень сильно, ты даже вскрикнул. Щиколотка распухла, я тебе делала массаж. Потом ты в холодной воде держал и раздражался.

— Чего это?

— Тебе очень хотелось «Надежду» подарить, ну, укрепить в саду. Я ее еще не видела, ты полотно набрасывал — не любил, когда неготовую вещь рассматривают. Уже вечером мы поднялись в мастерскую.

— Там было все в порядке?

— Конечно! Покрывало упало и… Макс, это прекрасно, ты выразил самую суть любви. А когда мы снесли «Надежду» вниз — зазвонил телефон.

— Кто звонил?

— Не знаю. Я подошла — ты на лестнице сидел отдыхал. Линия не сработала, шум и треск, ничего не слышно.

— Жаль, — я был разочарован.