Федор Платонович рассмотрел каждую вещицу и сложил в портфель: на экспертизу.
— Да ведь очевидно — крови нет.
— Может быть, тщательно замыта.
— Так ведь времени не было.
— Мы не знаем, когда этот узелок положили в дупло.
— Но такой напрасный риск…
— Почему напрасный? Не думаю. Вещи спрятаны в необычное место — значит, преступник оказался в обстоятельствах экстраординарных.
— Например?
— Вдруг подъехали наши сотрудники… или я, скажем, подошел.
— Стало быть, он прятался на соседнем участке, когда вы делали обыск?
— Возможно. Собаку-то я только на третий день раздобыл. Кто мог знать про дупло?
— С земли оно не видно — только из моей мастерской или с мансарды соседской дачи. Брат с сестрой знают, конечно, играли в детстве. Ну, а мои друзья…
— Могли увидеть из окна, понятно. Но вот это действительно риск — спрятать вещи убитой почти у вас на глазах.
— В глубине дупла, никто не обнаружил бы, кабы не птицы. Они растрепали узелок.
— Если на вещах замытая кровь, — заявил Федор Платонович решительно, — это, наверняка, дело рук кого-то из Голицыных. Человек невездесущ… совершенно нереально за полчаса расправиться с вами, с женщиной, ее раздеть, одежду постирать, спрятать, скульптуры уничтожить, труп схоронить и исчезнуть бесследно!
— Может, не бесследно, — тут я предъявил ему посмертную маску и еще кое-что рассказал.
— Вчера вечером после столь необычной находки я позвонил своим так называемым друзьям — никого не застал.
Больше всего Федора Платоновича поразило, что за мной кто-то следит.
— Непонятно, чего ради… Чем дальше углубляешься в эту историю, тем непонятнее. Вы еще на кладбище заметили?
— Кажется, еще в Москве… «заметил» — не то слово.
— Но какие признаки?
— Тревога, жуткое ощущение опасности… вдруг охватывает время от времени.
— Вы мне раньше не говорили.
— Я считал это следствием травмы, болезни. Казалось, ужас приближается, когда я вот-вот что-то вспомню. Но вчера… нет, еще раньше, мы с Семеном в Темь шли — проявился некто в кроссовках. А уж этой ночью! Ручаюсь: кто-то убежал от меня в лес.
— И вы дали понять своим друзьям, что начинаете вспоминать происшедшее?
— Я, действительно, вспомнил стук! Или… кто-то вправду стучался?
— Это крайне опасно, Максим Николаевич. Я попросил бы вас свои действия со мной согласовывать.
— Господи, да у преступника было сколько угодно возможностей меня добить!
— Не так-то просто с вами справиться в прямой стычке. А оружия у него, судя по всему, нет; не к тем кругам принадлежит, не к уголовным. Из вашего окружения, интеллигентского, так сказать. Голицына опознала маску?
— Вроде бы да.
— Все указывает на Колпакова. — Федор Платонович подумал. — Невысок, белые волосы, белая одежда. Мотив налицо. Но как уж все назойливо выпирает.
— Да. Убийца уничтожил бы улику.
— И не привез бы тогда маску с собой, чтоб лицо прикрыть… Вон, даже резинки или тесемок нет, не наденешь. Думаю, 10 июня маска уже была в вашей мастерской.
— Может, Семен хотел, чтоб я сделал с нее копию. Может, еще днем привез, когда надгробье забирал.
— И Колпаков ни разу не упомянул о таком важном моменте?
— Ни разу.
— Максим Николаевич, преступник все разбил, кроме этой штучки!
— И Сема мне ее подбросил?
— Здесь какая-то изощренная игра, но пока я не вижу смысла. |