— Не хочу размазывать, но я, действительно, попался… еще тогда, 9 мая. Я более чем спокойно относился к женщинам, но она показалась мне ребенком, чистым и доверчивым, как будто не ведающим, что творит.

Семен фыркнул, доктор посмотрел на него задумчиво и заявил:

— А может, такой она и была.

— На редкость искушенная бабенка…

Я перебил Сему:

— Наверное, перед каждым мужчиной она представала в том облике, в котором он жаждал ее видеть. Врожденный инстинкт и чувство перевоплощения.

— Да как будто он не видел голую Цирцею в мастерской!

— Я ей сказал об этом в тот же вечер… вы с Нелей уже уехали. Сказал, что она губит себя, свое будущее. Она удивилась: будущее? Когда придет любовь истинная и взаимная, ей уже нечем будет отвечать. Она так серьезно задумалась и сказала, что больше не станет позировать.

— Иван Петрович, а где в это время я пребывал?

— Ты как раз спустился из мастерской и засмеялся: «Еще как станешь! А то изумруд отберу». Твоя реплика показалась мне шутливой, но Вера вдруг заплакала, говорит: «На, возьми!»

— Неужто отдала?

— Нет.

Мы, уже втроем, усмехнулись. Семен даже заржал; но вообще было не смешно. Доктор продолжал:

— Ты ушел наверх, и она вскоре за тобой: надо его успокоить.

— Умолять, чтоб я драгоценность в гипсе не замуровывал.

— Ты вспомнил?

— Подруга ее донесла.

— Ведьмочка! — восхитился Семен. — Какую сценку разыграла: слезы, раскаяние, невинность…

— Иван Петрович, а утром?

— Да, я сделал ей предложение.

— Вас, видимо, влекло к моим девочкам.

— То есть?

— В юности у меня была Любовь. Но сейчас не об этом. Небось всю ночь ревностью терзались?

— Макс, я тебе искренне…

— И я искренне ищу мотив преступления. Вы, конечно, потребовали, чтоб она порвала со мной.

— Вера дала слово, и, по-моему, вы с ней больше не встречались, — он помолчал. — Как выяснилось, до 3 июня. Я хотел с тобой поговорить, но она упросила: я должна сама, по-честному, Макс меня слишком любит.

— О, проклятая драгоценность! — вырвалось у меня. — Как бы просто — поговорили и разбежались навсегда.

— Ты уверен?

— Уверен: мне нужна была не Цирцея, а Надежда.

— В общем, она сказала, что написала тебе письмо.

— Когда сказала?

— 1 июня, в нашу последнюю встречу перед моим отъездом на Оку.

— Где вы встречались?

— Она приехала ко мне домой.

— Письмо показала?

— Нет.

— И тут соврала! Письмо написано 7-го. Почему она сразу не поехала с вами?

— Ждала вызова на съемки.

— Да ведь уже 2-го ей стало известно, что роль дали Наташе. А 3-го явилась ко мне с Семой…

— Сама по себе!

— Заткнись! — произнес доктор властно. — «Медовую неделю» она провела с тобой.

— Докажи! Ничего, кроме страха и отвращения…

— Докажу! Ты ведь считаешь, что Макс у тебя маску позаимствовал.

— Макс, извини, в последнее время здесь никто не бывал, кроме тебя.

— Я бывал.

Сема сделал движение к доктору, кресло покатилось, я предупредил:

— Господа, поросята! Поменьше пыла — или вызвать Котова?.