«А если мы тебя счас порежем, козел?»

«Режь», — уже спокойно предложил Витек, аккуратно расстегивая свою курточку. Он давно научился распознавать угрозу действием и само действие — обычно быстрое и не предваряемое никакими долгими объяснениями.

«Ты кто такой, чувачок?» — заинтересованно склонил голову главарь.

«Путешественник».

Так Витек встретил Большого Эдика — худого, но крепкого паренька на три года старше себя. Эдик, несомненно, обладал задатками лидера, причем без той жестокости и бескомпромиссности, которые отличают тирана. Под его крыло сбились маленькие, потерянные и ничему не верящие осколки большого мира. У каждого из них была своя история, но они были так похожи друг на друга, что казались членами одной большой семьи, которую постигло несколько разных несчастий одновременно. Здесь было все: лишение родителей прав, пьянство или смерть близких, побои, голод в запертой квартире, насилие, война… Вне всего этого они чувствовали себя свободными. Определенно, они знали цену свободы. И, рассмаковав ее вкус, совершенно по-детски уклонялись от маленьких обязательств — учебы и работы. Их жизнь превратилась в одну большую игру, которую взрослые не прервут криком: «Маша (Паша, Аня, Дима!), немедленно иди домой делать уроки!».

Большой Эдик, находившийся на улице гораздо дольше своих подопечных и товарищей по несчастью, отлично изучил правила этой игры, ее неожиданные повороты и временами жестокие условия. Он взял на себя обязанность договариваться с другими такими же группами о разделе территорий, улаживал споры, участвовал в драках и… приносил еду, когда его малышне не удавалось заработать достаточной суммы.

Своей резиденцией Большой Эдик избрал подвал одного старого дома на Переяславской, недалеко от трех вокзалов. Из-за близости железной дороги в подвале постоянно были слышны гул тяжелых составов, шуршание электричек и изящное погромыхивание поездов дальнего следования. Дом был действительно старый, внушавший жильцам определенную надежду на то, что мэрия в скором времени переведет его из разряда ветхих в разряд подлежащих сносу. Пятиэтажная развалюха имела дворик с бог весть когда выкопанной ямой, облезлую штукатурку и безобразные двери подъездов. Здание, построенное, видимо, в конце тридцатых, было с бомбоубежищем — теплым из-за близости магистральных труб, но страшно захламленным жильцами, стыдливо сносившими сюда отслужившие свой срок мебель и вещи. В общем подвал был вполне пригоден для жилья. Только ветхость дома объясняла отсутствие к нему внимания со стороны властей и коммерсантов.

Впервые попав в этот подвал, Витек был приятно удивлен его теплотой и достаточно чистым контингентом, обитавшим здесь. Ему нравились тщательно расставленные старые диваны, шкафы и этажерки. Нравилась и беззлобная атмосфера, которая поддерживалась веселым нравом Большого Эдика.

Народец, попадавший в подвал дома на Переяславской, постоянно менялся, но был костяк, непременно возвращавшийся сюда после любых передряг вроде неожиданной вокзальной облавы ментов, отправки в свой детский дом где-нибудь в Ижевске или Вологде, драки с тяжкими телесными повреждениями и долгим больничным режимом (а потом снова в детский дом) или неудачного усыновления.

Витек прошел все перечисленные стадии отсутствия с той лишь разницей, что его отправляли в Минск, и все чаще думал о том, как приятно возвращаться сюда, в подвал, словно в свой родной дом. Ведь именно в родной, по-настоящему родной дом хочется вернуться, как бы ты ни был далеко от него.

Сейчас, сидя на заднем сиденье милицейской машины, он с удовольствием предвкушал, как радостно встретят его пацаны в подвале, как он пожмет им руки, а потом расскажет о своем вояже в Америку и обратно. Ведь его не было здесь почти два года.

Тут он вспомнил, что по негласному уставу постоянных членов их маленького подвального клуба следовало принести что-то из еды.