Сержант Паккард покачал головой. 
	 — Ну что, капитан, выходит, злодеи сегодня победили? — не скрывая печали, спросил он. 
	 Галлиот посмотрел на подчиненного, никогда не отличавшегося симпатией к горцам. 
	 — Он пришел, чтобы спасти любимую женщину, и сделал это. Он победил, сержант. А мы проиграли. Мы все проиграли. 
	 — Да, и я этому рад, — сказал Паккард. — Вечером подниму кубок в память об этом бродяге и поделаю ему счастливого путешествия. 
	 В шестидесяти милях к югу от Эльдакра, в самой гуще леса Древа Желаний, в тени большого камня, возвышавшегося в центре древнего круга, сидела Ведунья. Она могла бы воспользоваться своей магической силой и увидеть последние мгновения Жэма Гримо, но это испытание было выше ее сил. Ведунья ждала. И ее дух пребывал в гармонии с природой. 
	 Она слышала, как поскрипывает старый дуб, как шуршит трава под ветром, чувствовала силу солнца, ласкающего землю лучами. И под всеми этими проявлениями жизни Ведунья ощущала тихую, слабую пульсацию магии. 
	 Этот лес знавал сидхов, древних богов огня и воды. Когда-то здесь проходила Морригу с вороной по имени Бабдх на плече. В этом лесу обитал Риамфада, выковавший здесь волшебный меч, который носил Коннавар. Меч еще был здесь, ждал оленя. 
	 Он пришел во сне, прошлой ночью, как она и надеялась. Ведунья снова разложила костер в лесу, и вскоре возле огня появился дух. 
	 — Я ждала тебя, Гэз Макон. 
	 — Почему в снах на мне всегда этот плащ? — спросил юноша. — Он же такой старый и весь в заплатах. 
	 — Это плащ Коннавара. Каждая заплата представляет отдельный клан, а зеленые и синие нитки — цвета ригантов. Это плащ единства. Коннавар объединял весь народ и стоял выше клановых распрей. 
	 — Но почему его ношу я? 
	 Ведунья ненадолго задумалась, потом улыбнулась: — Спроси себя вот о чем: удобно ли тебе в нем? 
	 — Да, удобно. 
	 — Вот поэтому ты его и носишь. А теперь скажи, зачем ты пришел ко мне, дитя варлийца? 
	 — Я получил назначение в королевскую конницу и завтра уезжаю в свой полк. Война началась. 
	 — Знаю. Почему ты здесь? Он пожал плечами: 
	 — У меня не выходит из головы наша последняя встреча. Я скучаю по горам. Скучаю по земле. Во сне я брожу по склонам Кэр-Друаха. Меня влечет туда. И все же… Я чувствую, что земля не знает меня, не ощущает моего присутствия, моей любви. 
	 — Она знает тебя, Гэз. Она у тебя в крови. 
	 — Я хочу получить духовное имя. 
	 — Оно у тебя есть и всегда было. Ты — Оседлавший Бурю. 
	 Он вздохнул и улыбнулся: 
	 — Мне нравится. Как будто прохладный ветерок коснулся души. 
	 Их взгляды встретились. 
	 — Мы еще встретимся? 
	 — Да. В радости и горе, ригант. 
	 Ведунья поежилась и посмотрела на небо. Время близилось к полудню, и Жэм Гримо еще был жив. 
	 Печаль коснулась ее души, светлая и бесконечная. 
	 Гримо шел на север и с приближением ночи устроил привал между скал. Дух ведуньи отыскал его там. Горец уютно расположился на траве, мурлыча под нос сочиненную здесь же песенку и потягивая из фляжки уисгли, когда она возникла у костра. Жэм посмотрел на видение мутным взглядом, потом потер глаза. 
	 — Крепкая водичка, — пробормотал он, обнюхивая горлышко фляжки. 
	 — Уисгли здесь ни при чем, — сказала Ведунья. — Я искала тебя. 
	 — И нашла. Как насчет пары капель живительной влаги? 
	 — Духи не пьют, Жэм Гринмо. 
	 — Да, похоже, ты и впрямь немного ненастоящая. Хочешь околдовать меня, а? Она улыбнулась: 
	 — Магия почти ушла с этой земли, и я редко трачу ее на колдовство.                                                                     |