— А вы откуда же знаете Эверарда? — спросил Джойс, чтобы переменить разговор.

— Я встречала его у вашей матери. Он был очень добр к ней. Он услыхал мое пение — и как-то вышло так, что мы ужасно подружились. Он бывает у меня, и я пою ему. Дина Вайкери говорит, что он нарочно для этого приезжает в город. Слыхали вы что-нибудь подобное? Но для меня это ужасно лестно — вы понимаете? — ведь он настоящий, живой каноник. Один раз он пришел, когда у меня были Эльзи Кариеджи и Ванделер — они разучивали тогда новую песенку и танец и пришли ко мне показать. Посмотрели бы вы на их лица, когда вошел каноник. Ван, — он ведь поет в хоре в одной церкви в Вест-Энде, — все время говорил о церковной службе, а Эльзи поспешила сунуть свою папироску в горшок с цветами. Это было ужасно смешно.

Ивонна рассмеялась заразительно звонким смехом. Потом взглянула на часы и торопливо поднялась.

— Я и не знала, что так поздно. Я сегодня завтракаю в гостях. Так вы придете ко мне — да, наверное? Приходите завтра вечером. Я живу… она дала ему карточку с адресом. — Кстати, вы ведь поете еще?

— Я и забыл, что на свете есть пение, — был грустный ответ.

— Ну, ничего, завтра вечером вспомните. Мне пришла одна мысль. Итак, au revoir!

— Благослови вас Боже, — сказал Джойс, пожимая ей руку.

Она весело кивнула головкой и мелкими шажками быстро пошла по аллее. Джойс смотрел вслед хорошенькой миниатюрной фигурке до тех пор, пока она не скрылась из виду, и потом еще долго бесцельно бродил по парку, думая о неожиданной встрече, которая как будто стерла отчасти клеймо позора, наложенное тюрьмой.

II

ИВОННА

Ивонна выходила из концертной залы. Ее друг и товарищ по сцене Ванделер, накинул ей на плечи красный sortie-de-bal и закутывал ее дольше, чем это было необходимо. Ванделер был рослый ирландец, с серым, словно неумытым лицом, но весело поблескивающими темно-голубыми глазами и вкрадчивым голосом.

— До свиданья, — сказала Ивонна, — и благодарю вас.

Она была немного взволнована. Сегодня Ванделер, любимец публики, пел раньше ее и вызвал бурю аплодисментов.

— Ну, и подвели же вы меня, милый друг! — сказала она ему, шутя.

Тогда Ванделер, к полному разочарованию своих поклонников, спел на бис какую-то скучнейшую балладу и притом без всякого выражения, так что хлопали ему уже как будто по обязанности, и только появление Ивонны на эстраде снова подогрело публику.

Ивонна была смущена этим совершенно ненужным донкихотством, ставившим ее в ложное положение, и застенчиво поблагодарила его.

— Разрешите мне зайти к вам на 10 минут выкурить папиросу? — попросил он.

Ивонна была утомлена. В зале было очень жарко; весь этот день с утра она бегала по городу, делая большие концы, и чисто по-женски жаждала снять с себя все лишнее и в капотике полежать на диване с французским романом в руках перед тем, как лечь в постель. Но, когда ее так просили, она не могла отказывать. И она кивнула головкой в знак согласия. Ванделер крикнул кэб, и они вместе поехали к ней на квартиру.

Взбираться надо было высоко, под самое небо; коридор был узенький, гостиная крохотная. Рослый, широкоплечий ирландец, как стал у камина, так, казалось, и заполнил ее всю, до рояля. Все друзья Ивонны дивились, каким образом ухитрились внести в эту крохотную квартирку такой огромный рояль. Один даже высказал предположение, будто рояль поставили раньше, а стены вывели уже потом.

Все в этой гостиной было такое же маленькое, как и сама Ивонна — кресла, кушетки, три маленьких столика разных фасонов.