Я уже хотел возвращаться, но удочку парня вдруг повело книзу, и сразу после этого я тоже почувствовал рывок.

Собственно говоря, рыба не клюнула: катушка шла с трудом, еле-еле; когда мы смотали лески, оказалось, что и у парня, и у меня на крючках застряло по одной палии сантиметров в тридцать каждая. Именно застряло — ни один из семи крючков не попал рыбам в рот. Наверное, палии просто плыли стаей мимо нашей лодки, две зацепились, стали метаться и запутались в леске. Когда мы разбудили хозяина лодочной станции и показали ему нашу добычу, он глазам своим не поверил. Редкий, сказал, случай и посоветовал зажарить наш улов.

Теперь обе палии, выпотрошенные, обезглавленные и густо посыпанные солью, лежали в холодильнике. Я собирался на завтрак обжарить их в масле.

Когда у меня в руках забилась рыбина, я прямо заорал от радости. Но парень — тот вообще чуть не лопнул от счастья. Даже «ура» кричал, ей-богу. Наверное, наши с ним вопли разносились на все озеро. Малость погодя я, чтобы остудить его пыл, сказал: «А все-таки не корюшка». Но парень весело ответил: «Подумаешь — корюшка, палия еще лучше». А потом, когда рыбы перестали биться и затихли, он тихо произнес: «Значит, все будет хорошо». Что он имел в виду? Эх, надо было спросить.

Неужели, перед тем как пойти на рыбалку, он, желая испытать судьбу, загадал: поймаю рыбу — впереди удача, не поймаю — провал? Может, поэтому он так и усердствовал? Если я прав, то, значит, парня прямо-таки раздирает от тревоги и волнения, хоть виду он и не подает. Ну и как, придала ему мужества пойманная рыбешка?

Парень возился в прихожей, надевая кроссовки. Собирается начать новый день с пробежки вокруг озера, подумал я. Потом послышался скрип открываемой двери и легкие, удаляющиеся шаги. Кажется, пес, не наученный горьким опытом, побежал за парнем. Раньше чем через час они не вернутся. Поваляюсь-ка я в кровати. Если завтрак немножко запоздает, ничего страшного. Хоть я и только что проснулся, тело ломило от усталости. Руки и поясница были как чужие. Да, молодость прошла. В голове вертелись смутные обрывки сна, привидевшегося мне перед самым пробуждением. Сон был настолько реален, что я замотал головой, отгоняя запечатлевшиеся в памяти образы, и пробормотал: «Это был сон, только сон».

А снилось мне вот что. В комнату через окно в вихре стеклянных осколков впрыгнул вчерашний пожилой полицейский. Ясное дело, набросился на меня, заломил руки за спину, щелкнул наручниками. Это бы еще ничего, такое я мог бы стерпеть. Но что возмутило меня во сне до глубины души — рядом с полицейским стоял парень и наблюдал за происходящим, ехидно посмеиваясь. Потом зашептал что-то полицейскому в ухо, показывая на меня пальцем. Тот с размаху двинул мне по спине кованым башмаком, и парень тоже стал осыпать меня ударами. Полицейский вдруг стал раздуваться прямо на глазах, лицо его расплылось жирными складками, и он превратился в С. Они вдвоем с парнем долго били меня, потом вынесли на террасу и сбросили со ступенек. Я явственно слышал, как захрустели мои ребра, этот хруст до сих пор у меня в ушах. Гнев и возмущение рвались откуда-то из самого моего нугра, ярость сдавливала грудь, ругательства застревали в горле. «Щенок!» — хрипел я парню, а жирному С. кричал: «Подлая тварь!»

Да я в любой момент могу заложить их обоих, хоть сейчас. Все козыри не у них в руках, а у меня. Вот возьму и позвоню в полицейский участок. Доказательств более чем достаточно: хватит одной бандероли, которая припрятана где-то в комнате наверху. Может, под матрасом или в том черном саквояже. Даже если ничего подозрительного не найдут, сам обыск и приход полиции сорвут планы С. и его дружков. И придется пареньку собирать свои манатки и убираться восвояси.