Если это был его родной дом, то начиная с завтрашнего дня для троих людей, бежавших за нами, настанут трудные времена. Конец их мирному житью. Вероятно, придется сниматься с родных мест и переезжать куда-нибудь, где их никто не знает. Могу представить, что за гости нагрянут завтра в тихий рыбачий поселок и какой там начнется тарарам. Парень не может этого не понимать.

Виллу тоже перевернут вверх дном. Не пройдет и полдня, как установят мою личность. Фотографию мою раздобыть проще простого: у бывших соучеников есть выпускные карточки, в фирме наверняка остались снимки совместных поездок и экскурсий, у жены тоже что-нибудь найдется — нет, она, скорее всего, мои фотографии выкинула. Одним словом, спрятаться мне не удастся. Что я скажу на допросе? Буду твердить, что ничего не знал, только вряд ли этот номер пройдет. А может, мне помалкивать, ни слова не отвечать на град перекрестных вопросов?

Дрожь никак не унималась. Но я трясся не от страха. Если б от страха, то что мне стоило сию же минуту одеться и бежать отсюда? Нет, мое сердце, словно зажатое тисками, замирало в странном, хмельном трепете. Никогда в жизни я еще не испытывал такого смятения.

Казалось, что все сорок лет своей жизни я прожил ради одного завтрашнего дня. Ну и пусть, отступать уже поздно и незачем. Сейчас на жесткой кровати лежал не тот человек, который некогда решил отгородиться от всего мира. Дрожь дрожью, но тело горело огнем... Утром, видимо, позвонит С. Даст какие-нибудь особые инструкции? Или просто велит доставить парня в город? Если С. попросит помочь, я согласен. Может, я смогу каким-нибудь образом отвлечь внимание от парня. А что, это совсем несложно.

Дрожь стихала. Но сон все равно не шел. Слишком о многом надо было поразмыслить до того, как наступит рассвет. Я так и не решил, что делать, когда все кончится, бежать куда глаза глядят или остаться здесь? Следовало хотя бы вещи собрать, но заниматься этим было неохота.

Повернувшись на другой бок, я взглянул на часы. Почти два. До утра еще долго. Солнца, похоже, не будет. Бог с ним, с солнцем, дождя бы хоть не было — все небо в тучах. Как там парень? Неужели спит? Так молод и столько выдержки — может, и уснул. Наверху тихо — ни шорохов, ни шагов.

А что, интересно, сейчас делает С.? Должно быть, он уже где-нибудь в этих местах и бинокль посильнее прихватить не забыл. Возможно, снял номер в той самой гостинице, что выходит окнами на привокзальную площадь. Или уже продумывает следующий шаг? Разрабатывает план, как наиболее эффективно использовать потрясение, которое вызовет завтрашняя акция. Можно предположить и такой вариант: сделав все, что было в его силах, С. теперь спокойно сидит и ждет результата. Есть ли у него семья? Неужели можно заниматься такими делами, имея жену и детей? Если ему это не мешает, значит, он человек совсем иного склада, чем я.

Я встал с кровати, но не для того, чтобы собирать вещи. Мне захотелось сходить на кухню и выпить. Пиво меня бы не спасло, только что-нибудь крепкое, даже если потом вывернет наизнанку. Стараясь не шуметь, я налил в стакан виски и плеснул немного воды. Зажмурил глаза, залпом выпил все до последней капли и туг же налил еще. В глаза почему-то бросались одни ножи — то хлебный, то десертный. Внутри потеплело, но сразу же к горлу подступила тошнота.

Я едва успел согнугься над раковиной. Желудок свела судорога, только что выпитое виски пошло обратно. Я изо всех сил старался не делать шума, но из горла все же вырывались всхлипы. Рвота никак не кончалась, меня било в конвульсиях, ноги подкашивались, я едва стоял. Выворачивало сильней, чем при отравлении. Вдруг вспомнилось, как мучилась токсикозом жена и в первую и во вторую беременность.