Комната Василия располагалась под самой крышей. Она была большой, просторной, прохладной, с высоким потолком. В углу стояла ванна, отделанная мозаикой, а большая, на первый взгляд такая шикарная и удобная кровать оказалась, несмотря на все роскошные покрывала, довольно жесткой. В тот день, когда Елена вернулась в дом, случилась такая жаркая и душная ночь, что Василий никак не мог заснуть, ворочаясь несколько часов подряд с боку на бок. Вдруг ему показалось, что с балкона этажом ниже его кто-то зовет. Звук был тихим, как дыхание самой ночи. Мальчик подумал, что ослышался, но звук повторился:

— Василий, Василий!

Он прислушался и узнал голос. Конечно, это была Елена, которой, очевидно, удалось улизнуть из помещения для рабов. Наверное, она пролезла в сад, а потом поднялась по решетке, увитой вьюном, на балкон.

Василий тут же вспомнил предостережение матери и не стал откликаться на призыв девочки. Потом ему пришло в голову, что Елена может нуждаться в помощи. Он нерешительно сел на край кровати, не зная, как поступить. Несколько минут мучительных размышлений привели его к решению действовать, несмотря на возможные неприятности. Он осторожно встал и на цыпочках направился к двери, чтобы спуститься этажом вниз по лестнице. Не успел он сделать и нескольких бесшумных шагов, как раздался громкий шорох и хруст ломающихся веток. Василий понял, что Елена спускается обратно в сад.

Он осторожно позвал ее, прислушался, но ничего не услышал в ответ. Он постоял без движения несколько секунд, обратившись в слух, но ничто больше не нарушало тишину ночи. Мальчик был недоволен собой. Снова ворочаясь с боку на бок, он не мог простить собственной трусости.

На другой день Василий узнал, что Елена убежала из дома. Он попытался расспросить о случившемся Кастора, но управляющий в отвратительном настроении ответил:

— Хотел бы я знать, где прячется эта бездельница. У меня просто руки чешутся, чтобы хорошенько отхлестать ее. Чтобы на белом теле, которым она так кичится, выступили красные полосы.

Он вытащил из-за пояса плетку, с которой никогда не расставался — даже спал с ней, и несколько раз щелкнул по каменным плиткам пола.

— Я не знаю, где она, — продолжал он чуть-чуть спокойнее, — но знаю, что за жизнь ее ждет. Теперь у нее будет много хозяев, очень много. Ей предстоит ублажать их каждую ночь, и каждую ночь — нового. Обыкновенной шлюхой — вот кем она станет.

3

К своей новой жизни Василий привык довольно быстро. Естественно, ему было приятно жить в комфорте и ощущать на себе заботу и внимании окружающих. Он тоже старался услужить новым родителям. Он привык и даже привязался к новому отцу Игнатию. Часто встречаясь с другими торговцами в центральной круглой комнате и обсуждая свои дела, Игнатий говорил громким, жестким, иногда грубым голосом. Окна комнаты выходили в сад, и, прогуливаясь, можно было слышать, как властно и непререкаемо он настаивает на своем. В общении с женой или сыном он полностью менялся — говорил мягко, нежно, часто просительно, был предупредителен и добр. Всегда подходя к ложу, на котором возлежала Персея (казалось, у нее не было сил, чтобы менять положение тела), он гладил ее по волосам и ласково спрашивал:

— Как чувствует себя мой маленький белый котенок — лучше?

К несчастью, «маленький белый котенок» никогда не чувствовал себя лучше. Персея всегда чувствовала себя только хуже. Правда, она делала над собой усилие — поднимала руку, чтобы погладить мужа по плечу. Рукав при этом спадал, обнажая прекрасную, белую, но почти прозрачную руку. Часто Персея повторяла, что ей никогда не суждено поправиться и что она уже примирилась со своей печальной судьбой.