Корум вынул из-за пояса рог и поднес к губам резной мундштук.
— Едьте в Крэг-Дон, — сказал он своим спутникам. — А ты, Гоффанон, возьми Эмергина.
Кузнец снял чахлое тело Великого Друида с седла Корума и положил его на свое огромное плечо.
— Но ведь ты можешь погибнуть… — начал было Джерри.
— Нет, — тут же оборвал его Корум. — Если я буду внимателен, со мною ничего не случится. Идите. Гоффанон расскажет тебе об этом роге.
— Кругом сплошные рога! — воскликнул Джерри. — Рог, что звучит перед концом света, рог, которым призывают демонов, рог, которым усмиряют псов!
Джерри пришпорил своего коня и поскакал к высоким камням Крэг-Дона. Гоффанон бежал следом.
Корум затрубил в рог, и собаки, а их было десятка четыре, навострили красные уши, не замедляя при этом бега. Однако гулегов, скакавших на серых конях, этот звук привел в замешательство. Они стали отставать от своих псов.
Услышав запах Корума, псы радостно взвыли.
Корум протрубил в рог второй раз. В желтых горящих глазах псов появилось недоумение.
Зазвучали охотничьи рожки, — гулеги в панике подзывали своих собак, помня о том, что произойдет с ними, если рог прозвучит еще раз.
Собаки Кереноса были уже так близко, что Корум услышал их смрадный запах.
Псы замерли и стали нехотя возвращаться к ожидавшим их гулегам.
Увидев, что псы Кереноса отступают, Корум вновь приложил рог к губам и протрубил в третий раз.
Он увидел, как схватились за головы гулеги, как попадали они со своих седел. Они были мертвы, ибо третий сигнал рога был для них смертельным — так Керенос наказывал ослушников.
Псы Кереноса, которым была дана команда возвращаться домой, трусили туда, где лежали их мертвые хозяева-гулеги. Корум присвистнул, засовывая рог за пояс, и не спеша поскакал к Крэг-Дону.
— Возможно, это покажется вам святотатством, но мы нашли для него подходящее место. — Джерри смотрел на Эмергина, лежавшего на огромном алтарном камне.
Стояла ночь. Внутренний круг Крэг-Дона был освещен неровным пламенем костра.
— Чего я никак не могу понять, так это того, почему он ест только зелень. В самом деле, — не превратился же он в барана! Если так пойдет и дальше, вместо самого Верховного Правителя мы привезем в Кэр-Малод его труп!
— Помнится, ты говорил о том, что сможешь пробудить его спящее сознание, сказал Корум. — Если ты не шутил, то скажи нам, можем ли мы хоть чем-то помочь тебе?
— Нет, благодарю вас. Мне поможет мой котик. Но сначала я поем, — мне придется истратить массу времени и сил.
— Ну так ешь.
Джерри-а-Конель поел и досыта накормил своего кота, съевшего едва ли не больше, чем сам хозяин. Корум и Гоффанон почти не притрагивались к еде. Эмергин же не ел вовсе — запас сушеных овощей и фруктов подходил к концу, и потому Друида кормили редко.
На мгновение из-за облаков вышел месяц; его лучи осветили алтарь, скользнули по драной овчине, в которую был одет Эмергин. Луна тут же скрылась, и вновь лишь мерцающее пламя костра освещало древние камни.
Джерри-а-Конель что-то прошептал своему коту и нежно погладил его. Кот замурлыкал. Джерри взял его на руки и направился к алтарю, где спал изможденный, тощий Эмергин.
Джерри-а-Конель приставил голову крылатого кота к голове Эмергина и прислонился лбом к кошачьей голове. Установилась тишина.
Внезапно раздалось громкое блеяние; понять, кто блеет — Эмергин, кот или Джерри — было невозможно.
Блеяние смолкло.
Костер погас. Стало совсем темно. Корум видел только грязно-белые одеяния Эмергина, очертания кота, прижавшегося своей головкой к темени Верховного Правителя и напрягшееся лицо Джерри-а-Конеля. |