— И красивый, — добавила Дейрдра. — И хорошо одет. Волна негодования захлестнула Анну. Они уже готовы были предпочесть его Джо Эшу, ее Джо, которого она любила всем сердцем и всей душой.

— Да, — сказала она вяло.

— Ты не рассказывала о нем раньше.

— Я знаю, мама, ты выложила ему это через две секунды после вашего знакомства.

— Не груби матери, — автоматически произнес Десмонд Дойл.

— Боже мой, мне уже 23 года, а вы все еще разговариваете со мной, как с ребенком, — чуть не прокричала в ответ Анна.

— Не понимаю, что ты так вскинулась, — сказала мама, — мы приготовили для тебя отличный ужин, а потом задали простой маленький вопрос, заметив при этом, что у тебя очень приятный друг, и получили в ответ настоящую оплеуху.

— Извини, мама. — Это снова была прежняя Анна.

— Ну ладно, ты просто устала после тяжелого дня. Может быть, вино было лишним для тебя.

Анна молча сжала кулаки.

Они вернулись в дом и остановилась в гостиной, у стены с фотографиями.

— Так что же нам теперь делать, как вы думаете, может быть, все-таки поужинаем? — Дейрдра беспомощно переводила взгляд с дочери на мужа и обратно.

— Твоя мать специально ходила по магазинам, когда узнала, что ты собираешься сегодня приехать, — сказал отец.

На какое-то сумасшедшее мгновение ей захотелось, чтобы Кен Грин опять оказался здесь, чтобы вырваться, наконец, из этой тины бессмысленных слов, прорваться сквозь бесконечный круговорот разговоров ни о чем.

Если бы Кен был здесь, он мог бы сказать: «Давайте отложим ужин на полчаса и поговорим о том, как вы все-таки хотите отпраздновать свой юбилей». Да, так бы в точности он и сказал. Он не стал бы рассуждать о том, что можно сделать, что должно быть сделано и как всего этого достичь. Уходя, он просто сказал, что Анна хочет поговорить с родителями о том, что они оба хотели бы получить от этого дня.

Хотели бы! Для семьи Дойлов это был как гром среди ясного неба.

В каком-то порыве она произнесла именно те слова, которые, по ее мнению, сказал бы Кен.

Немало озадаченные, родители сидели и смотрели на нее в ожидании.

— Это ваш день, а не наш. Чего бы вам хотелось больше всего?

— Ну, вообще-то, — потерянно начала мама, — все это не так уж и важно для нас…

— Но если вы все захотите как-то отметить это событие, нам, конечно, будет очень приятно, — сказал отец.

Анна смотрела на них в растерянности. Неужели они и в самом деле думают, что этот юбилей важен для нас, а не для них? Можно подумать, они живут в какой-то фантастической стране, и их дети только и мечтают о том, чтобы собраться и отпраздновать родительскую годовщину! Разве не задумывались они о том, что в этой семье у каждого своя роль… и что все актеры исчезают со сцены один за другим, уходят кто куда: Хелен — в свой монастырь, Брендан — в Ирландию. И только Анна, живущая всего-навсего в двух железнодорожных перегонах от родительского дома, по-прежнему остается в пределах досягаемости.

На нее накатила волна отчаяния. Она понимала, что должна держать себя в руках, что ее визит окажется бесполезным, если закончится ссорой. Она словно уже слышала, как Джо спрашивает ее, зачем потратила она столько дней напряженной работы, если в результате все чувствуют себя несчастными и обиженными.

Анна ощутила острую, физическую потребность прямо сейчас увидеть Джо, опуститься на пол рядом с его креслом и почувствовать, как его рука перебирает ее волосы.

Она не знала, возможно ли полюбить кого-нибудь другого так сильно, и вот теперь, наблюдая за встревоженными отцом и матерью, покорно сидящими перед нею на софе, задавалась вопросом, испытывали ли они хоть малую толику того чувства, которое переживает сейчас она.