Помимо всего прочего ей в обязанности вменялось постоянно присматривать за Сарой, когда Питера нет дома. Сару же домашние дела, похоже, совсем не интересовали, это уже само по себе было возмутительно, если, конечно, смотреть на вещи глазами тетушки Торн. Тому ли она учила Сару! Хотя служанки постоянно стирали вещи Сары, она порой специально не надевала чистое, и это доставляло ей странное удовольствие. В те дни, когда Сара не занималась своими цветами в саду, она обычно предавалась другому занятию. Этим занятием было «наведение беспорядка». Как будто назло Торнам, хотя они и существовали только в ее больном воображении, Сара вытряхивала содержимое всех ящиков комода на пол. То есть ей уже безразлично было, видят ее Торны или нет, она мстила им, прекрасно помня их суровую школу воспитания, делала все наоборот.
Однажды Питер так и застал ее босую в одной нижней рубашке. Бешено хохоча, она кружилась по комнате среди беспорядочно раскиданных по всему полу вещей.
— Теперь они не могут наказать меня, правда, Питер?
— Нет, теперь уже никогда не смогут, — как всегда терпеливо ответил он.
Вдруг, внезапно оборвав свое бесцельное кружение, Сара бросилась к нему на шею, прижалась к нему всем телом.
— Обними меня, — попросила она, словно искала защиты в его больших и сильных руках.
Страстная тоска по Уильяму не проходила. Сара жила с этой болью в сердце. Она смотрела на Питера, а видела Уильяма, даже когда они были в постели. В каждом жесте, в каждом движении Питера ловила она хотя бы мимолетное сходство. И если находила, не важно в чем, в голосе ли, в выражении лица, сразу на душе становилось спокойнее. И Уильям, и Питер вылеплены были из одного теста: оба высокие, широкоплечие, мускулистые, порой нетрудно было представить, что это Уильям, ее милый Уильям наслаждается ее горящей и жаждущей плотью. Но бывало так, что воображение подводило, и сразу тяжело и тоскливо становилось на сердце, Сара начинала кричать и плакать. В минуты прозрения она царапала Питера, кусала. Она хотела разорвать его на части, хотя прекрасно понимала, что в этом страшном и безжалостном мире он ее единственная надежда и опора. Потом Сара никогда не раскаивалась, она нашла себе оправдание: Питер сам виноват в том, что он не Уильям. Странный аргумент, если хочешь оправдать любовь или ненависть, но, похоже, он прочно засел в сознании Сары.
ГЛАВА 14
Именно Джеймс предложил Эстер организовать выставку.
— От твоего имени я приглашу всех, кого знаю в деловом мире.
Дела Эстер продвигались успешно, во многом благодаря протекции Джеймса. Он рекомендовал ее мастерскую всем своим знакомым, и с его легкой руки у Эстер появилось много новых состоятельных клиентов. Из всех металлов Эстер все так же предпочитала серебро. И совсем не потому, что презирала неблагородные металлы. Она не меньше Джона любила возиться в мастерской, не важно, что приходилось делать, дорогое серебряное украшение или какую-нибудь безделушку из обычного камня. Изделия Эстер, простые, но облагороженные восхитительно легким серебряным налетом, были по карману даже тем, кто раньше и подумать не мог о том, чтобы приобрести серебряную вещицу. Эта работа приносила Эстер радость и удовлетворение. Хотя, разумеется, основной доход ее мастерская получала от дорогих заказов, а дорогие заказы делали, естественно, богатые клиенты. Потому-то Эстер с жаром ухватилась за идею Джеймса. Однако на ее пути к дорогим заказам и богатым клиентам стояло непреодолимое препятствие.
— Ты знаешь, — ответила она на вопросительный взгляд Джеймса, — я бы с радостью, но, к сожалению, финансовые издержки…
Он нетерпеливо поднял руку, останавливая ее.
— Считай, что этой проблемы не существует. Выставка — дело верное, и я с удовольствием вложу в нее деньги. |