— Можешь не беспокоиться о нашем финансовом положении. Пока, — сказал он Эстер совершенно бесцветным голосом, — я был у одного знакомого, который согласился взять меня к себе в мастерскую.

— Но ты ведь не бросил ювелирное дело? — взволнованно спросила его Эстер.

Что-то в нем явно указывало на серьезные перемены, произошедшие за время его отсутствия, и это не на шутку взволновало Эстер.

— Представь себе, нет. А сейчас я хочу спать. Уже очень поздно.

В ту ночь и еще несколько ночей после Джон и Эстер не были близки. Они спали в одной постели, отвернувшись друг от друга, будто чужие. Но вскоре, поняв всю нелепость такого положения, стали пытаться восстановить прежние отношения.

— Прости меня, Эстер, — говорил Джон, — теперь я думаю, что ты была права во всем, меня преследует мысль о том, что я фактически бросил тебя на целых четыре месяца после нашего венчания. Тебе пришлось работать, будучи в положении, но я должен был бы быть рядом с тобой. Я виноват, виноват в том, что не сразу осознал всей ответственности быть женатым мужчиной. Если бы только можно было повернуть время вспять! Я клянусь, что никогда не расстался бы с тобой, выйдя за ворота Флит.

— Да я не виню тебя, это же было мое решение, — отвечала ему Эстер, нежно гладя его лицо и волосы.

Все стало как прежде. Ни Джон, ни Эстер не вспоминали о причине ссоры, да и о самой ссоре. Джон ни слова не говорил о своей новой работе, но денег стал приносить в два раза больше, чем прежде. И хотя Эстер была рада, что сможет купить некоторые необходимые для Джосса вещи, к радости ее примешивалось смутное чувство тревоги, что деньги эти были «грязными», полученными нечестным путем. Когда-то Джон рассказывал ей, что среди ювелиров тоже есть мошенники, которые обделывали разные сомнительные делишки, скупая и тут же переплавляя краденые вещи, продавая втридорога изделия с низким содержанием золота и серебра, обманом уклонялись от налогов, и проделывали еще много разных трюков, к которым никогда не прибегали уважающие себя мастера. И Эстер непременно заподозрила бы Джона в проведении таких сомнительных сделок, если бы не знала его достаточно хорошо и не была бы уверена в нем. Однако что-то определенно было не так с его новой работой.

В первый раз она стала думать об этом, стирая его сорочки. По установленному ею порядку Джон каждый день надевал чистую сорочку, и раньше, когда Эстер опускала его грязные рубашки в деревянное корыто с мыльным раствором, она ощущала запах пота, а теперь от них исходил какой-то непонятный кислый, почти химический запах, происхождение которого Эстер никак не могла определить. На все ее расспросы о том, с чем ему теперь приходится работать, Джон отвечал рассеянно, невпопад, или не отвечал совсем. Эстер заметила также, что пальцы его покрылись странными пятнами, и он никак не мог отмыть их или оттереть.

Однажды, покупая на рынке овощи, Эстер увидела на соседнем прилавке гору дешевой металлической посуды, украшенной орнаментом, имитирующим золотую отделку. Догадка сверкнула в ее сознании. Вот оно что! Скорее всего, Джон теперь занимается золочением! Все сразу встало на свои места. И запах от сорочек, и пятна на пальцах.

Золочение было самой «грязной» и самой вредной для здоровья работой. Эстер знала, в каких условиях это делается, поэтому до того разволновалась, что чуть не потеряла сознание. Выронив пучок лука-порея, который она собиралась купить. Эстер резко развернулась, перехватила Джосса на другую руку и бросилась бежать.

Джон много рассказывал ей о ювелирном деле, поэтому она знала практически все, включая и процесс золочения. Тонкие пластины металла расплавлялись, а затем в тот же тигель добавляли три-четыре части ртути на одну часть золота. Получалась амальгамная, маслообразная смесь. И эту смесь пальцами наносили на рабочую поверхность, а потом выпаривали ртуть.