Я делал вид, что нахожусь в прострации, и просчитывал свои будущие действия. Похоже, пора.

– Господин судья, они же убийцы… – я приподнялся со стула, переводя неверящий взгляд с судьи на ухмыляющихся мужиков. – Вы же видели, что они сделали с моими родителями… Мама…

– Молодой человек, после того, что произошло на Короне-два, у вас нет никакого морального права осуждать этих людей, – поджал губы судья. – Приговор окончательный и изменению не подлежит.

– Вы… вы… – я не мог подобрать слов.

– Офицер, успокойте вашего подопечного, – отвернулся от меня судья.

Рядом со мной поднялся Сержант. Успокаивающе взял за плечо.

– Парень, успокойся. Ты все равно ничего не сделаешь. Смирись.

– Ничего не сделаю?! – я повернулся к нему, стараясь сделать как можно более бешеное лицо.

Отбросив держащую меня руку, я ткнул кулаком ему в нос. Сержант смешно мотнул головой и взмахнул руками, теряя равновесие. Словно пытаясь защититься, повернулся ко мне боком, подставляя кобуру.

Выхватить пистолет было легко.

– Вы… Гнилые, продажные твари… – Я вскинул оружие дрожащими руками и прицелился в разинувшего от изумления рот судью.

Выстрел. В стене рядом с толстяком появляется выбоина. Выстрел. Стеклянными брызгами разлетается дисплей. Вот теперь пора. Выстрел. Голова судьи дергается назад. Во лбу виднеется отверстие от пули. Выстрел, выстрел. Одна пуля слегка задевает плечо уже мертвого человека, вторая опять попадает в стену.

Я повернулся в сторону скамьи подсудимых. Здесь тоже немая сцена с застывшими, словно изваяния, участниками. Выстрел. Пуля пролетает между двумя убийцами и попадает в деревянную перегородку. Во все стороны летят щепки.

В этот момент мне в голову прилетел чудовищный удар, и я, выронив пистолет, рухнул на пол, теряя сознание.

Очнулся уже в какой-то тесной темной каморке. Все тело ныло, голова раскалывалась от боли. Скованные наручниками за спиной руки затекли и тоже болели. Но я был жив, а это – самое главное. Все получилось.

Если бы кто-то заглянул ко мне в это время, он бы здорово удивился, увидев улыбку на лице избитого заключенного.

Но за мной пришли еще не скоро. Я уже всерьез начал опасаться за сохранность рук, перетянутых сталью, когда в двери лязгнул ключ и ко мне зашли два бугая в полицейской форме. Меня рывком подняли на ноги, набросили на голову черный мешок, а затем от души двинули в солнечное сплетение.

Пару минут я был предоставлен самому себе, затем меня снова подняли с пола и куда-то потащили.

– Мешок снимите, – послышался чей-то недовольный голос, когда мы остановились.

В глаза ударил яркий свет. Я, удерживаемый с двух сторон охранниками, находился в проходе, со всех сторон огороженным решетками. Рядом стоял очередной одетый в костюм деятель.

– Кристофер Альт, ваши действия были классифицированы как преступление высшей категории против личности и государства. Приговор – пожизненное заключение. Одиночная камера. Увести его.

Деятель, посчитав свою миссию выполненной, удалился, а меня потащили куда-то вглубь зарешеченных коридоров.

– Ага, одиночная, как же… – послышался шепот одного из конвоиров.

– Минут на пять, я думаю? – так же вполголоса произнес второй.

– Да, пойдет.

О чем они разговаривали, я понял только тогда, когда с меня сняли наручники и втолкнули в общую тюремную камеру.

– Пять минут! – раздался голос сзади, и дверь с лязгом захлопнулась.

На меня уставилось десятка полтора заключенных. Я точно так же уставился на них, изо всех сил пытаясь привести в чувство руки.