– Черт подери. Ты ему скажешь, что звонил Лео?

– Хорошо, Лео, - тупо повторила я.

– До свидания, - сказал он и отключился.

Я нацарапала внизу на записке Кловиса: "Звонил Лео."

Я пошла в зеленую ванную и очень долго лежала в воде. Иногда я пыталась заплакать. Сознание работало медленно и тяжело. Нельзя подавлять печаль. Подавляла ли я печаль? Я думала о Сильвере. Пыталась заплакать. Слез не было. Я столько в свое время плакала по самым глупым причинам: над видиками, книгами, от смущения и детского страха. Теперь я плакать не могла.

Когда я услышала лифт, то даже обрадовалась, что больше не придется быть одной. Я слышала, как в квартиру вошел Кловис, начал было насвистывать обрывок какой-то мелодии и вдруг перестал.

Упрямство заставило меня вылезти из ванны и в голом виде пройти через всю комнату к спальне прямо перед его носом. Он посмотрел на меня и отвернулся.

Я снова забралась в постель и лежала там, пока он, наконец, не вошел.

– Ты голодна? Кухня ломится от яств. Трюфели, паштет, яйца нагелик, ростбиф... и даже торт.

Я испытала огромное облегчение от того, что могла себе позволить игнорировать его.

Вдруг он заорал на меня:

– Ну, ей Богу же, Джейн, это не я. Хочешь, я расскажу тебе, что случилось?

Я не ответила, и он стал ругаться, а потом снова вышел. Я долго лежала одна, пока в животе у меня не стало урчать от зверского голода. Голод был каким-то далеким, но настойчивым. Наконец, я встала и открыла шкаф для гостей, куда Кловис аккуратно повесил всю мою одежду из сумок. В животе урчало и булькало, а я трогала свои вещи и вспоминала, как они сидели на мне рядом с Сильвером, и все пыталась заплакать, но слез не было. Черные, заляпанные краской и грязью джинсы, так неумело ушитые в поясе. Меховая куртка. Вышитое шерстяное платье. Платье эпохи Возрождения. Изумрудный плащ с каймой, испачканной растаявшим снегом, а вот платье, которое я в трущобах ни разу не надевала, в этом черном платье я ходила той ночью в "Электроник Металз" и видела представление роботов, всех, кроме Сильвера. Потому что Сильвер был слишком человечен, чтобы пройти полную проверку, в это время он находился в камере, без глаз, без рук - я открыла рот, чтобы разрыдаться, но не разрыдалась. Какой смысл в печали, ужасе или гневе? На кого это произведет впечатление? Кто сможет расставить все по местам? Закон? Совет? Бог? Но я вытащила черное платье из шкафа, подержала его перед собой и с безразличным удивлением заметила, что у него отодран один рукав.

Секунду я стояла неподвижно, потом уронила платье на пол, взяла халат, надела его и вышла. Кловис полулежал на тахте меж черных подушек и пил яблочное вино.

– Я вижу, тут Лео звонил, - сказал он. - С этим не будешь спорить.

– Это Джейсон с Медеей, - проговорила я.

– Ты же написала, что Лео.

– Ты знаешь, о чем я. Это Джейсон и Медея. Просто ответь.

– А ты мне поверишь?

– Рукав черного платья.

– Устройство Джейсона было всажено в ткань, оно поглощает цвет, поэтому почти невидимо. Размером с ноготь твоего мизинца. Но очень липкое. Я решил, что ты не захочешь, чтобы оно оставалось в твоей одежде. И выбросил его в мусорный ящик. Если ты хочешь продолжать бедняцкую жизнь, я куплю тебе новое платье. Или новый рукав.

Я пошла на кухню, сделала несколько тостов, поджарила яичницу с ветчиной и жадно съела все это, стоя рядом с плитой. Пока я ела, я не думала ни о Сильвере, ни о Джейсоне, ни о Медее.

Когда я снова вошла в комнату, Кловис набрасывал на листке бумаги, не знаю, что именно.

– Если хочешь знать правду, - сказал он, - я тебе расскажу.

– Это имеет какое-то значение?

– Думаю, да. Для меня. Мне вовсе не хочется быть современной мини-версией Черной Смерти,

Я встала у окна и посмотрела на реку.