Он отпустил педаль подачи топлива, выдвинул обе ноги в мою сторону. Я по сиденью перебрался на его место, перехватил руль и, когда водитель переполз на мое место, поставил ноги на педали.

– Ну, держись покрепче!

Я рванул руль в сторону. Грузовик на скорости метнулся на встречную полосу, оттуда, едва не встав на два колеса, вправо и снова влево, после чего я ударил по тормозам. Я не видел, что там грохотало в кузове, но был уверен, что нашего нахального пассажира здорово помяло тяжелыми ящиками.

Когда я запрыгнул в кузов, то увидел, что однорукий лежит у левого борта, упираясь в него головой, его грудь, как могильный камень, придавливал ящик. Лицо исцарапано, ноги неестественно раздвинуты.

– Ушибся маленько?.. Прости, дружище, – сказал я, стаскивая с него ящик. – Раньше я работал летчиком-истребителем и не рассчитал немного.

Он застонал, приоткрыл глаза. Я оттащил его на середину кузова и обыскал. Автомата-руки при нем уже не было, видимо, она вылетела из рукава на одном из виражей и скорее всего валяется где-нибудь на обочине. В карманах, кроме пачки сигарет, я нашел зеленую «корочку» с золотым арабским тиснением. Внутри фотографии не оказалось, впрочем, она все равно не помогла бы мне разобраться в предназначении этого документа – все надписи здесь также были выполнены арабским шрифтом. Я затолкал документ в свой нагрудный карман, подтащил однорукого к краю кузова. Водитель молча смотрел на меня снизу. Его анемичное, как и он сам, лицо застыло, будто передо мной стояла восковая фигура. В глазах – обреченная покорность.

– Помоги-ка, – сказал я.

Однорукий был тяжелым, как зарезанный кабан, и мы хорошо разогрелись, пока перенесли его вместе с ящиками на обочину.

– Будет беда, – едва слышно произнес водитель, глядя на однорукого, который уже открыл глаза, вращал во все стороны мутными зрачками и беззвучно шевелил губами. – На обратном пути они остановят меня и убьют.

– Разве в Душанбе нет другой дороги?

Водитель пожал плечами:

– Через Нурек можно. Но кто знает, что будет там.

Он совсем раскис. Мне же его положение вовсе не казалось безнадежным. Я похлопал водителя по плечу:

– Ну-ну, не принимай так близко к сердцу. На нас напали хулиганы, мы дали им отпор. Чего ты теперь боишься?

– Ты человек чужой, – ответил водитель, – и не знаешь наших законов.

Он повернулся и пошел к машине. Я наклонился к одному из ящиков, выдернул лопнувшую посредине дощечку, сорвал полиэтиленовую прокладку. Ящик доверху был наполнен аккумуляторными батареями, какие обычно используются в радиостанциях.

Глава 14

Мы мчались дальше. Я жевал лепешку, часто тер кулаками глаза, морщился от изжоги и чувствовал себя так, как обычно чувствую утром первого января. Водитель мой совсем захандрил, в глазах его накрепко застыла тоска, в уголках губ появились горестные складки, и время от времени он сокрушенно качал головой и вздыхал, отчего наш грузовик начинал вилять по дороге. Он был настолько удручен, что я даже не пытался найти какие-нибудь слова, которые приободрили бы его. Он прав, думал я, у него нет другой страны, другого дома, куда бы он мог уехать, ему суждено жить здесь, приспосабливаться к власти, к войне, к бандитам, лавировать, унижаться, подчиняться всякому, кто его сильнее, чтобы выжить, прокормить семью, вырастить детей. А я – авантюрист, искатель приключений, для которого не существует таких понятий, как дом, семья, родная земля, с легкостью ворвался в его жизнь, доверху переполненную проблемами и страхами, как более сильный, подчинил его своей воле, втянул в историю, последствия которой расхлебывать придется ему одному.