Сказать, что сенатор удивлен, значит, ничего не сказать – он потрясен до немоты.

– Но ведь прошло уже пятьдесят лет, а вы… вы все тот же, – шепчет он.

– На Земле другое время, Стил. Другое его течение. У вас проходит год, у нас – месяц. Да и этот подсчет приблизителен. Не знаем мы и того, какая сила перебрасывает нас на вашу планету. Несколько дней назад мы с Мартином были еще на Земле, а сейчас плывем с вами на «Гекльберри Финне». Трудно поверить.

– У нас не изучают латынь, – тихо говорит сенатор, – не знают этого языка. Но отец знал. И я запомнил слова, которые он сказал мне, когда вы появились у нас впервые: «Кредо квиа абсурдум», и перевел: «Верю, потому что это бессмыслица».

Я смотрю на постаревшее лицо Джемса, на незнакомую вьющуюся бородку, на седые, зачесанные назад волосы и только по каким‑то неуловимым признакам узнаю старого друга.

– Надолго к нам? – спрашивает он.

– Все зависит от того, с какой целью мы опять переброшены. В любом случае я хочу выяснить, как изменился ваш мир. Уже то, что мы видели в Сильвервилле, говорит о многом. О другой жизни, другой экономике, других традициях, других нравах.

– Сильвервилль – это окраина, Ано.

– Тогда и его не было.

– Многого не было. И нефти, и серебряных рудников. И не ловили тунца в океане. Не разводили скот. Не было ни боен, ни холодильников. – Стил задумчиво перебирает пальцами и вдруг сжимает их в кулак. – Мы уже старики, третье поколение переживает зрелость, а четвертое начинает растить детей. Кого интересует сейчас легенда о прародительнице Земле, от которой мы якобы оторвались? Только авторов школьных учебников.

Я вспоминаю наш первый разговор пятьдесят лет назад по здешнему счету. «Вы говорите по‑английски и по‑французски. А слыхали о таких государствах, как Англия и Франция?» – «Нет». – «А о частях света, о материках и океанах?» Джемс и Люк, его брат, непонимающе смотрели на нас. «Вы в школе учились?» – «Конечно», – хором ответили оба. «Есть такой предмет – география», – сказал я. «Нет такого предмета», – перебил Люк. «Что‑то было, – остановил его брат, – что‑то рассказывали нам о мире, где мы живем. Кажется, это называлось географией, потом ее запретили».

– Значит, воскресили все‑таки географию? – спрашиваю я не без ехидства.

– Давно, – говорит Стил. – На стапелях Ойлера строятся морские суда. Уже удалось обойти вдоль берегов весь наш континент. А вот по суше к границам его еще не добрались. На севере и северо‑востоке непроходимые леса. Природа не меняется. Меняются люди.

– Странно у вас теперь одеваются, – замечаю я.

– Каприз моды. Разве у вас она не изменчива? Лет двадцать назад какой‑то художник изобразил людей в цветных камзолах и шляпах с высоким верхом. С тех пор и пошло. Хотя молодежь у нас предпочитает незамысловатые штаны и куртки. Ну а мастеровым и фермерам просто нельзя иначе.

– Фермерам? – переспрашиваю я. – Когда‑то их называли «дикими»?

– «Диких» давно нет. Они прародители нашего сельского хозяйства. Кто сейчас кормит Город? Фермеры и ранчмены.

И Стил подтвердил то, что мы с Мартином уже сами поняли. «Облака» уничтожили искусственное снабжение Города. Технологический управляющий центр исчез неизвестно куда, от продовольственного континуума остались лишь скотоводческая ферма и склад семенного зерна.