Криминалисты искали любые следы – крови, пороха – которые могли бы свидетельствовать о преступной или подозрительной деятельности Пачиани. Настоящим подарком оказалась бы одежда со следами крови, не принадлежащей Пачиани и его родным, но сразу скажем, что ничего подобного отыскать не удалось.
Долгие, кропотливые и трудоёмкие экспертизы не дали решительно никакого результата, опираясь на который можно было строить обвинение в суде. Когда Руджеро Перуджини понял, что прорыва от криминалистов ждать не приходится, он отдал приказ произвести арест Пачиани на основании давно заготовленного ордера. Теперь стратегия следствия сводилась к тому, чтобы «расколоть» подозреваемого на допросе и добиться от него признательных показаний.
Пачиани в собственном доме (снимок сделан ранее 1993 года).
Арест был произведён 16 января 1993 г., т.е. спустя восемь месяцев с момента завершения обыска на ферме Пачиани. Затравленный прессой, всеми брошенный, Пьетро пребывал в глубокой депрессии, тяжело болел, вместе с ним в тюрьму была привезена целая сумка всевозможных лекарств. Однако, несмотря на тяжёлое психоэмоциональное и физическое состояние, арестант по навязанным ему правилам играть отказался. Пачиани полностью отверг все предъявленные ему обвинения и довольно логично и последовательно выстраивал свою защиту.
Его неоднократно допрашивал сам Перуджини, руководитель группы САМ. Спустя много лет в интервью каналу «Дискавери» старший инспектор вспоминал, что Пачиани, хотя и был малообразованным человеком, мужланом, оказался на удивление здравомыслящим и хитрым. Он постоянно пытался завладеть инициативой в разговоре, выведать хоть какой-нибудь нюанс о состоянии расследования, ловко уклонялся от неожиданных или опасных вопросов, ссылаясь на забывчивость или искусно имитируя ухудшение состояния здоровья. С Пачиани было очень трудно работать, а сломить его волю оказалось вообще невозможно.
Более года арестант находился в тюрьме в условиях полной изоляции. К нему были применены жёсткие нормы содержания, обычно используемые при содержании под стражей особо опасных террористов: ему отказывали во встречах с адвокатом, не передавали писем жены, не допускали свиданий. Желая добиться признательных показаний, следователи пошли на все мыслимые и немыслимые уловки, даже на мистификации. Так, например, Пачиани предъявлялись сфабрикованные заключения экспертиз, из которых следовало, будто на деталях его одежды обнаружена человеческая кровь, не соответствующая групповой принадлежности его самого и членов его семьи (на самом деле ничего подобного обнаружено никогда не было). В другой раз ему предъявили поддельное экспертное заключение, согласно которому на ветоши в его доме было найдено ружейное масло и остатки порохового нагара, оставшегося от чистки оружия и т. п. После каждой из подобных «предъяв» обвиняемому рекомендовали во всём сознаться и прекратить запирательство, обещая снисхождение и смягчение режима содержания под стражей. Есть сильное подозрение, что к Пачиани применили бы и средства физического воздействия, если б только состояние его здоровья не было пугающе плохим. Находившийся в условиях полной информационной изоляции арестант мог рассчитывать только на себя самого, точнее, силу своего характера.
Обвиняемый ото всего упорно отпирался, но его позиция имела неустранимый изъян – Пачиани не имел alibi на воскресенье 8 сентября 1985 г. и ранние часы следующего дня, т.е. то самое время, когда, по мнению следствия, в лесу Сан-Кассиано были убиты французские туристы. |