Гордон Фредерик Камминз в день ареста. Убийца был взят под стражу за 2 дня до своего 28-летия.

Женился Гордон в 1935 г. на девушке, работавшей секретарём театрального режиссёра. К моменту ареста супруги жили раздельно, хотя формально не были разведены. Жена Камминза отрицала наличие у него каких-либо отклонений на сексуальной почве. Гордон был амбидекстром, т.е. человеком с одинаково хорошо развитыми руками. В детстве был левшой, но родители его переучили в правшу. Свою одарённость – а это именно двигательная одарённость – Камминз от окружающих скрывал, но рефлекторно или в особо ответственные моменты действовал как левша.

Единственная интересная деталь личной жизни Гордона связана с его восприятием родителей. Он рассказывал сослуживцам, будто является бастардом, сыном некоего важного аристократа, члена Палаты пэров. Этим россказням никто особо не верил, поскольку в воинских коллективах всегда есть чудики, способные на голубом глазу пороть заведомую чушь, но именно из-за этой болтовни Гордон заслужил ироничную кличку «Герцог». Словно бы подтверждая её оправданность, он старался держаться подчёркнуто корректно, аристократически, избегал фамильярностей и никогда не сквернословил. При этом много хвастался своими успехами среди женщин. Подчёркнутые отчуждённость и высокомерие Камминза отталкивали сослуживцев, которые его не любили, хотя в глазах командования, повторим, он был почти что идеальным военнослужащим.

Признательных показаний Гордон Камминз не дал и о совершённых преступлениях так ничего и не сказал. Защита его первоначально сводилась к тому, что его противогаз взял кто-то из сослуживцев, а сам он всегда ночевал в казарме. Но когда Камминз узнал о существовании окровавленного отпечатка своего большого пальца на месте убийства, то замолчал и отказался отвечать на вопросы. Никто из сослуживцев alibi его не подтвердил. Среди личных вещей Гордона были найдены предметы, принадлежавшие убитым им женщинам – ручка с инициалами DJ («Дорис Жуанэ»), костяной гребень, соответствовавший тому, что носила с собою Эвелин Хэмилтон, а также изящный золотой портсигар с инициалами ЕО («Эвелин Оатли»). Остаётся добавить, что Камминз был уверенно опознан выжившими жертвами, так что вопрос его виновности, строго говоря, вопросом и не являлся вовсе.

Судим Камминз был только за убийство Оатли, что легко понять – прокурор не хотел затягивать процесс. Вина подсудимого была неоспорима, строго говоря, отпечаток пальца убийцы, оставленный кровью жертвы, являлся лучшей уликой из всех возможных вплоть до открытия технологии «ДНК-профилирования». Сам Камминз, разумеется, это понимал – он был разумным и высокоорганизованным преступником, способным думать перспективно и выбирать оптимальный вариант действий. В его случае оптимального варианта не существовало в принципе, все дороги вели на виселицу. Для преступника дилемма сводилась лишь к вопросу: дождаться ли исполнения приговора или же попытаться покончить с собою?

Суд над Камминзом прошёл 27 апреля и уложился в 2 заседания. Присяжные обдумывали вердикт всего 35 минут, т.е. никаких сомнений они не испытывали. После суда Гордон подал апелляцию, оспаривая приговор не по существу, а по формальным признакам (в начале процесса имела место ошибка при представлении улик, потребовавшая роспуска жюри присяжных, так что суд фактически начинался 2 раза – 24 апреля и 27).