Подсудимый постоянно пререкался с главным обвинителем. Едва только в зале суда упоминались 283 пропавшие женщины, Ландрю неизменно подскакивал со своего места и кричал что-то вроде: «Их тоже убил я? Помилуй Бог, да когда бы я успевал это делать?!» Если ему указывали на факты исчезновения женщин, вступавших с ним в интимные отношения, Ландрю снова вскакивал со своего места и, демонстрируя негодование, восклицал: «Меня обвиняют в убийствах! Какое мне дело до исчезновений женщин?!» Подобную аргументацию нельзя не признать корявой; подобным образом нельзя отводить подозрения, основанные на систематически повторяющихся случаях. Ландрю для своего оправдания непременно следовало придумать разумную версию исчезновения людей… Другое дело, что при высоком уровне проработки материалов, на которых базировалось обвинение, сделать это было практически невозможно.
Ландрю с жаром выступал в суде, пытаясь демонстрировать остроумие, благородство манер и негодование происками обвинения. Правда, возразить по существу выдвинутых обвинений ему было нечего.
Суд последовательно разбирал все эпизоды обвинения, устанавливая нюансы взаимоотношений Ландрю с его жертвами. Обвиняемый начинал ломать комедию и пускался в демагогические рассуждения: «Я – воспитанный человек, и ничего не скажу о своих отношениях с упомянутой женщиной. Если Вас интересуют упомянутые обстоятельства, Вам следует отыскать даму и получить её разрешение на их публичное обсуждение». Подобного рода высказывания Ландрю звучали в ходе процесса неоднократно. Но эти разглагольствования обвиняемого лишь усиливали впечатление беспомощности его защиты.
В процессе анализа собственноручных записей Ландрю судьи обращались к обвиняемому с предложением прокомментировать заявления прокурора. Делалось это для того, чтобы обвиняемый смог предъявить доводы в собственную защиту. Ландрю фактически ни разу не воспользовался этим правом, всякий раз бормоча: «Я не имею ничего, что хотел бы сказать…» Его бухгалтерия послужила одним из самых серьёзных доводов обвинения.
После заслушивания психиатров Ландрю не без самодовольства заявил: «Подтверждая мою нормальность, вы признаёте мою невиновность!» Мысль довольно спорная и, как minimum, нелогичная. Но Ландрю, видимо, просто было нечего сказать по существу.
Отдавая себе отчёт в том, что дело идёт к явному провалу выбранной линии защиты, Ландрю в какой-то момент признал свою вину в том, что обманывал доверие женщин, с которыми поддерживал отношения, и обворовывал их. То, что такой бессовестный и лицемерный человек частично признал собственную вину, свидетельствовало о безукоризненности обвинения, которому обвиняемый не мог противопоставить ни одного разумного аргумента.
Фернанда Сегре – одновременно сожительница, домохозяйка и невеста Ландрю – была вынуждена предстать перед судом и выдержать тяжёлый допрос. С одной стороны женщину можно было пожалеть – угораздило же её связаться с таким опасным человеком! А с другой – порадоваться… Ведь разоблачение жениха фактически спасло ей жизнь.
Заключительная речь адвоката Ландрю продлилась более 2-х часов и оказалась очень эмоциональной. Он совершенно правильно указал на неспособность обвинения идентифицировать найденные 996 граммов костей и установить давность наступления смерти человека или людей, которому или которым эти кости принадлежали при жизни. Адвокат настаивал на том, что причастность его подзащитного к смерти пропавших женщин не доказана по той простой причине, что не доказана смерть каждой из них. |