|
Официально считалось – и Стефано Меле талдычил об этом на протяжении минувших пятнадцати лет – будто «беретта» была выброшена в дренажную канаву глубиной около 1 м. Полиция в августе 1968 г. старательно проверила эту канаву на протяжении более 1 км и пистолета не нашла. Ротелла вполне разумно посчитал, что рассказ Меле про «выбрасывание пистолета в канаву» выдуман с единственной целью скрыть имя того человека, который унёс оружие после убийства. Сам Меле вряд ли мог сделать это, ему было просто не до того – он, как мы помним, посадил себе на плечи сына и отправился пешком к ближайшему жилью.
Т.о., Ротелла вполне логично решил, что пистолет после убийства в августе 1968 г. Барбары Лоччи и Антонио Ло Бьянко попал в руки кого-то, кто участвовал в этом преступлении вместе с Меле. Сохранил ли этот человек оружие, или оно продолжило путешествие по рукам, представлялось вопросом уже вторичным, перво-наперво следовало поимённо установить подельников Стефано Меле. Логика железная, что и говорить, оставалось лишь непонятно, почему итальянским следователям понадобились годы на то, чтобы дойти до этой – в общем-то, совершенно очевидной! – мысли. Поскольку Меле изображал из себя полуидиота, с которым практически невозможно было поддерживать связный разговор, Ротелла обратился к самому маленькому свидетелю той давней драмы – Наталино Меле, сыну Стефано и Барбары Лоччи. В январе 1984 г. тому уже шёл 23-ий год, это был вполне разумный и адекватный молодой мужчина, совсем непохожий на своего формального отца. Эта внешняя несхожесть лучше всяких слов подкрепляла старые сплетни о мамаше, «нагулявшей» ребёночка в то время, пока Джованни лежал в больнице с сотрясением мозга. К глубокому сожалению, Наталино не смог припомнить ничего существенного, связанного с событиями той трагической ночи, когда погибла его мать. Он только помнил, как проснулся на заднем сиденье машины от грохота пистолета над головой, он помнил сам пистолет и руку, которая его сжимала. Кому принадлежала эта рука, Наталино сказать не мог – это не отложилось в его памяти. Он вообще не запомнил людей возле автомашины. Также он не помнил допроса, который устроили ему чины полиции – видимо, так сработала детская психика, уничтожившая из памяти всю травмирующую информацию. Между тем, Ротелла знал, что ребёнок на допросе называл имена людей, которых видел возле автомашины сразу после убийства – все они были хорошо знакомы ему и его отцу. Прокурор повстречался с должностными лицами, проводившими допрос в далёком уже августе 1968 г., и, как мог, попытался реконструировать события. Получилось не очень хорошо – Ротелле стало ясно, что без допроса Стефано Меле не обойтись. Поэтому 16 января 1984 г. прокурор отправился в монастырскую лечебницу, где содержался последний, для его формального допроса. Ротелла имел несколько «домашних заготовок», призванных вывести Меле на честный, заинтересованный разговор, но никакими уликами в своём активе он не располагал – только догадками и личным опытом. Рассчитывая вывести допрашиваемого из себя, «раскачать» его психику, Ротелла в самом начале допроса сказал, что встречался с Наталино Меле, который оказался совершенно непохож на своего юридического отца (т. е. Стефано). Зато молодой человек чертами лица и повадками очень напоминает Сальваторе Винчи. Несмотря на очевидную любому мужчине и отцу оскорбительность сказанного, Стефано Меле остался совершенно равнодушен к этому замечанию, чем немало поразил Ротеллу. |
